29  

Причем мне всегда было непонятно, почему это в больницах все люди должны всегда быть в белых халатах. Даже Рози из ларька — всегда носит белый халат, полностью заляпанный горчицей и кетчупом. Тут уж можно сказать, ей-то он хотя бы нужен. Но зачем белый халат секретарше в офисе банка крови? Кровь ведь полностью стерильно упакована, тут же не как у Рози. Может, просто больнице так удобнее, когда можно отличить персонал от пациентов. Вот видишь, скорее всего, по этой причине.

— Стучать не умеете? — спросила Бреннера мертвая женщина, все еще не пошевелив при этом ничем, кроме губ.

— Я стучал.

Она открыла глаза, и честно говоря, я еще никогда не заглядывал в глаза марсианину, но представляю себе их примерно так же. Нет, не подумай, вовсе не зеленые, а карие. Но по форме совершенно ненатуральные, косые марсианские глаза, и взгляд, как бы это сказать, гипнотический.

— Когда я делаю свои упражнения, я иногда так расслабляюсь, что стука уже не слышу.

— Что, теперь вместо «на работе спать» говорят «упражнения делать»?

— Чего ерунду городить, на работе спать. — И с таким же порывом, как она это произнесла, она тут же перекатилась на бок. — Знаете, что самое главное? Никогда нельзя вставать из положения лежа на спине. Сначала всегда надо перевернуться на бок.

Затем он стала вставать так благоговейно, что можно было подумать, за этим скрывается какая-нибудь религиозная практика. Буддизм там или что-то в этом роде, когда им коров нельзя есть. Раньше-то мы над ними смеялись, а теперь коровье бешенство, и теперь они над нами смеются. Бреннеру показалось, что даже волосы падают ей на спину, как в замедленной съемке. Может, по этой причине на ней и был надет белый халат. Ее каштановые волосы отлично контрастировали с ним, очень живые волосы у нее были, а только что на паркетном полу они показались Бреннеру мертвецкими волосами.

Потом она наконец обдернула сестринский халат, села на вертящийся стул и вдруг этак официально взглянула:

— Чем могу служить?

— У меня сегодня наряд на упражнения с вами.

— Очень остроумно.

— Знаете, да, у меня постоянно такие ужасные головные боли. Мигрень. А врач сказал, что все это от мышечного спазма в области затылка. Тут только упражнения и могут помочь. К сожалению, больничная касса больше не оплачивает упражнений. Но мне посоветовали: сходите в канцелярию банка крови, там бывают упражнения под столом.

— Очень, очень остроумно.

Ты скажешь, это было несколько навязчиво, когда Бреннер стал так разговаривать. Ну, вроде того, как раньше мужчины себя вели. Но я тебе на это вот что скажу. Ведь недаром же говорится: разговоры сближают людей. И еще через парочку «очень остроумно» уже выясняется, что секретарша и в самом деле делала упражнения от головной боли. А после того как оба спортивных пиджака выжали ее как губку, в третий раз за две недели, ей срочно потребовалось заняться своими упражнениями.

И наоборот, она поняла, что Бреннер был по головной боли экспертом номер один.

— А ты знаешь, чем хороша головная боль?

Ее карие глаза взглянули на него с таким удивлением, как будто к ней впервые в жизни обратились на «ты». Но сказать она ничего не сказала.

— По крайней мере знаешь, что у тебя еще есть голова.

— Очень остроумно.

— Потому как если ты пустишь кому-то пулю в голову, то у того уже даже и головной боли не остается.

— Но я никому в голову пули не пускаю.

— Но ведь как-то должна была попасть пуля в голову твоего шефа.

— Думай, что говоришь. Хотя он и был плохим шефом, бездельником, всю работу на меня сваливал. Но за это я бы его, конечно же, стрелять не стала.

— Значит, ты его застрелила не за то, что он был плохим шефом, а за то, что был плохим любовником?

Тут мне придется слегка покритиковать Бреннера. До этого у Рози, можно сказать, шутка была, когда он ей сказал, что она застрелила Штенцля. Но тут уж шутки кончились. И глаза Николь можно только отчасти принять как извинение. Я себе такой метод наскока могу объяснить только тем, что Молодой запалил у него костер под задницей. А когда у тебя под задницей горит костер, тут уж ты гораздо более склонен действовать нахраписто.

Когда он увидел, что Николь распахнула свои глаза как можно шире, включив третью передачу, чтобы удержать влажную пелену слез, он это тоже заметил, про свой наскок. Теперь, значит, такой прием: нужно сказать что-нибудь приятное.

  29  
×
×