Золотые дни

— Зачем мне читать? На что мне это? Я куплю немного земли в чужой стране и буду работать на ней, не поднимая головы. Никаких больше гор, никаких больше вересковых пустошей. Ничего, что может сделать меня счастливым…

Он замолчал и в следующее мгновение вышел из каюты, хлопнув дверью и оставив Эдилин одну.

— Я не буду плакать, — сказала она. — Я не буду плакать.

Но она заплакала. Она бросилась на кровать и горько заплакала. В последний раз она так же горько плакала, когда приехала с дядей в его шотландский «замок», уже понимая, что тут, в Шотландии, ее ничего хорошего не ждет, что дядя забрал ее из школы, вырвал из привычного мира лишь потому, что ему понадобились ее деньги.

Она знала, что Ангус был по-своему прав. Она не пыталась превратить его в того франта, каким был Джеймс, но она все равно это делала. Ангус был живым воплощением всего того, что она хотела найти в Джеймсе.

Ангус был так же красив, как Джеймс, и почти так же красиво говорил, когда старался. Он даже умел хорошо петь и, конечно же, всем нравился. Однажды дождь на полчаса прекратился, они вышли на палубу, и, когда заело такелаж, Ангус помог матросам распутать канат. С тех пор он стал любимцем команды: как матросов, так и старших по званию. Вечерами и мистер Джонс, и капитан Ингес просили его спеть одну из его шотландских баллад. Им больше нравилось слушать его, чем оперные арии Эдилин.

— Но я не изменилась, — сказала она, сев на кровати и утирая слезы.

Она осталась точно такой же, какой была, когда встретила Ангуса. И, как ни горько ей было это осознавать, она ему не нравилась. Ни тогда, ни сейчас. Она никогда ему не нравилась и, похоже, никогда не понравится. Ему не нравился тот мир, в котором она выросла, и он считал, что она ни на что не годится. Он много раз давал ей это понять.

Она посмотрела в окно и увидела, что дождь прекратился. Капитан Ингес сказал, что они скоро выйдут из зоны дождя, и оказался прав. Эдилин расправила платье — то единственное, что ей удалось перешить из тех непомерно больших нарядов, которые нашлись в украденном из гостиницы сундуке, и решила выйти на палубу. Возможно, если она извинится перед Ангусом, он ее простит. Ей было не по себе оттого, что он на нее злится.

Едва Ангус, хлопнув дверью, вышел из каюты, как тут же пожалел о том, что наговорил ей. Для него было слишком трудно постоянно, изо дня в день находиться рядом с Эдилин. Ее доброта, ее постоянное желание угодить ему — все это никак не укладывалось в то представление о ней, которое он составил изначально и никак не хотел менять.

Почему она не могла оказаться заносчивой чванливой особой, какой он представлял ее себе вначале? Почему она не могла понукать им? Она ведь всегда считала его невежей и хамом, так к чему притворяться? Он помнил, какое удовлетворение испытал, когда швырнул ее в чан. Но Ангус знал, что тогда он судил о ней превратно.

Она принадлежала тому миру, который он ненавидел и презирал, и Ангус воспринимал ее как часть того чуждого ему мира. Он не желал прислушиваться к тому, что говорили об Эдилин его соплеменники, наперебой расхваливавшие ее добродетели. Племянница Лоулера не могла быть ни доброй, ни милой уже потому, что она — племянница Лоулера. Ангус помнил, как посмеялся над Малькольмом, когда тот сказал ему, что племянница Лоулера совсем не такая, как ее дядя.

Ангус поднялся по трапу на верхнюю палубу. Ему нужно глотнуть свежего воздуха, не то он сойдет с ума. Всего пару недель назад жизнь его казалась ясной и определенной на десятилетия вперед. Он знал, в чем заключаются его обязанности и где его место в этом мире. Но сейчас он пребывал в полной растерянности. Душа была в смятении,' да и чувства тоже. И всему виной эта юная и очень красивая особа, которая заставила его забыть все, что он знал о себе. Она терзала его и искушала. Он знал, что она не для него, но, видит Бог, как же он ее желал!

Впервые за все время плавания арестанток вывели на прогулку на палубу. Там были шесть из девяти каторжанок. Кандалы с них, слава Богу, сняли, но три арестантки выглядели больными. Присутствие женщин на палубе не осталось незамеченным. Почти все матросы вдруг нашли себе работу на палубе. Моряки, делая вид, что работают, украдкой посматривали на женщин.

При обычных обстоятельствах эта сцена позабавила бы Ангуса, но не сейчас. Ангус прошел на корму и глянул за борт.

— Поссорился с маленькой мисс? — спросил женский голос, и Ангус обернулся, увидев ту самую хорошенькую арестантку, которая смотрела на него, поднимаясь на борт. — Меня зовут Табита.