Не на жизнь, а на смерть

– Сможете что, мисс Кроуфорд?

– Опознать его, – прошептала она, вытаскивая салфетку из рукава блузки и громко сморкаясь. Одна слеза упала ей на колено. – Опознать его, – повторила она, – если он и вправду здесь, если вы действительно его поймали.

Теперь Ребус смотрел на нее не мигая, пока наконец не встретился с ней взглядом. У нее были карие глаза, влажные от слез. Он на своем веку повидал немало чокнутых. Может, у нее тоже не все дома.

– Что вы имеете в виду, Джен?

Она снова высморкалась, перевела взгляд на окно, сглотнула слюну.

– Он чуть не схватил меня, – проговорила она, – я была первой, раньше всех остальных. Он чуть не схватил меня… Я чуть было не стала первой…

И с этими словами она повернула голову. Сначала Ребус не понял зачем. Но потом он увидел. Изогнутый темно-розовый шрам, не больше дюйма длиной, идущий от ее правого уха к белому горлу.

Такой шрам можно получить только от удара ножом.

Первое покушение Оборотня.

– Так что ты думаешь?

Они смотрели друг на друга через стол. На лотке появилась новая порция входящих документов, и внушительная стопка опасно накренилась, готовая в любой момент соскользнуть на пол. Ребус ел сэндвич с сыром и луком, заказанный у Джино. Быстрая, удобная еда. Одним из безусловных достоинств холостяцкой жизни является то, что можно есть все что душе угодно без зазрения совести: лук, пикули, колбасу, сэндвичи с яйцом и помидорами, тосты с бобами в соусе карри и другие деликатесы, столь любезные мужской половине человечества.

– А ты?

Флайт не спеша потягивал из банки кока-колу, время от времени глухо рыгая, не раскрывая рта. Он успел выслушать рассказ Ребуса и встретиться с Джен Кроуфорд. Сейчас ее уже препроводили в другой кабинет – отпаивать чаем и делать официальное заявление под сочувственными взглядами женского персонала. Флайт и Ребус искренне надеялись, что ей не придется иметь дела с Лэмом.

– Ну?

Флайт потер костяшками пальцев свой правый глаз.

– Не знаю, Джон. С этим делом у всех поехала крыша. Ты неожиданно исчезаешь, запудрив мозги прессе, твое фото красуется в передовицах по всей стране, кто-то имитирует почерк убийцы, потом у тебя появляются какие-то безумные идеи по поводу блошиных рынков и вставных челюстей. А теперь еще это… – Он широко раскинул руки, словно умоляя Ребуса поставить мир обратно с головы на ноги и создать хотя бы иллюзию порядка. – Это уже слишком!

Ребус откусил кусок сэндвича, медленно прожевал.

– Но это укладывается в рамки нашей модели, верно? Судя по тому, что я читал о психологии серийного убийцы, его первая попытка, как правило, проваливается. Он еще не совсем готов, детали его плана не разработаны до конца. Стоит жертве вскрикнуть, он тут же начинает паниковать. У него еще не отточена техника. Он не догадывается закрыть жертве рот, так что она может кричать во все горло. Потом он обнаруживает, что человеческая кожа и мышцы гораздо крепче, чем кажутся на первый взгляд. Может, он насмотрелся ужастиков и подумал, что это легко, все равно что резать масло. Поэтому он только поранил ее, не причинив серьезного вреда. Может, нож был недостаточно острым, кто знает… Важно то, что он испугался и убежал.

Флайт слегка пожал плечами.

– И она никуда не обратилась, – заметил он, – вот что странно.

– Но она обратилась сейчас. Скажи мне, Джордж, много ли жертв изнасилований обращается к нам? Кто-то рассказывал мне, что одна из трех. Джен Кроуфорд – маленькая робкая женщина, испуганная до смерти. Все, что она хотела, – это забыть весь этот ужас, но так и не смогла. Ее совесть не позволила ей забыть. Ее совесть привела ее к нам.

– И все-таки мне это не нравится, Джон. Не спрашивай меня почему.

Ребус доел сэндвич и неторопливо вытер руки.

– Инстинкт старого полицейского? – спросил он, не без легкого сарказма.

– Может быть, – отвечал Флайт, не обращая внимания на саркастический тон, – в ней есть что-то подозрительное.

– Поверь мне. Я с ней разговаривал. Я словно пережил все это вместе с ней. И я верю ей, Джордж. Я думаю, это был он. Двадцатого декабря прошлого года. Это была его первая попытка.

– А может, и не первая, – сказал Флайт, – может, есть и другие жертвы, которые до сих пор молчат.

– Может быть. Но она-то пришла к нам. Вот что по-настоящему важно.

– И все-таки я не понимаю, какой нам от этого толк. – Флайт взял со стола лист бумаги и начал читать вслух записи Ребуса, – «…его рост примерно метр восемьдесят, белый, волосы каштановые, как мне кажется. Он быстро убежал, и поэтому я не смогла разглядеть его лицо». – Он положил листок на стол. – Это многое проясняет, не так ли?