Война мага. Том 1. Дебют

Ракот засопел. Поднятая мной тема не относилась к числу его любимых.

– Ну и что теперь? – бросил он мрачно. – Именно потому я и оставляю доспехи бога здесь, у тебя. И спускаюсь в миры простым смертным. Которого можно убить…

– И сколько раз я тебя вытаскивал, о непобедимый? – не выдержал я. – Из темниц, с галерных скамей, с эшафотов?

– Не так уж и много, – глаза Ракота зло сверкали. – Не так уж и много, брат. Шесть раз. Из скольких тысяч моих походов?

– Примерно семи, – кивнул я. – Но достаточно будет и одного моего промаха. Или опоздания. И что тогда случится с Упорядоченным? Как я буду один сдерживать Неназываемого?

Ракот ничего не ответил, раздражённо барабаня пальцами по столу. Я мысленно вздохнул. Мой братец никогда не изменится. А я вот всё никак с этим не свыкнусь. Он привык рисковать, бросаться в бой, идти на врага с поднятым забралом. И потому проиграл свою войну, закончив путь Властелина Тьмы развоплощённым, терзаемым духом на страшном Дне Миров.

– Так вот. Насчёт Хагена и Игнациуса. Мессир Архимаг что-то замыслил. Хаген всегда говорил, что тот ненавидит Молодых Богов, ненавидит и боится всей душой, поскольку его мир некогда был уничтожен Губителем. Поэтому я и не тревожился. И Долину Магов считал нужным держать просто под присмотром. Однако теперь всё изменилось. Последние события в Эвиале, которые ты, любезный брат мой, пропустил, самозабвенно размахивая мечом, меня серьёзно встревожили. За Мир Кристаллов схватились сразу три силы. Наш друг Неназываемый в лице Западной Тьмы, своей креатуры, хотя это, вообще-то говоря, нечто новое и не просто сгусток разрушительной энергии, но и душа, и сознание; Хаос, оправившийся после потери Брандея и скорее всего ухитрившийся создать своим слугам новое лежбище; и, наконец, наш старый и недобрый знакомый.

– Спаситель, – процедил сквозь зубы Ракот. – Ты видел его, брат? Ты видел его самого? Что называется, в силах тяжких?

– Мы, по-моему, его оба видели, – удивился я. – Мельин, когда хоронили Мерлина, помнишь?

– Нет, не то, – отмахнулся Ракот. – Не смиренным странником, отдавшим долг памяти пожертвовавшему собой ради спасения мира. Нет, брат, видел ли ты его за работой хоть раз, от начала и до конца, не в видении, а своими глазами, пусть даже и летая соколом?

– Нет, – я покачал головой. – Не видел ни разу. Когда-то мне казалось, что мы заставили его устрашиться. В Мельине я полагал, что он навяжет нам бой. Но он ведь является всегда исключительно к финалу трагедии. Помнишь Зантру? Я любил тот мир. Но, увы, зантрийцы отличались, во-первых, любвеобильностью, а во-вторых, – рьяностью веры. Вовсю грешили, а потом искренне каялись. И снова грешили, и снова каялись. А попутно плодили бесчисленных пророков. Каковые, само собой, без устали выдавали на гора самые пугающие пророчества, какие только могли придумать. И вот… довыдавались. Спаситель явился туда, пока мы с тобой рубили очередное щупальце Неназываемого. Мои посланцы опоздали. И их встретил пустой мир, откуда была высосана вся жизненная сила. Мертвый каменный шар. Холодный, ибо Спаситель не побрезговал и жаром вулканов.

– А это каким же образом? – подивился Ракот. – Ему ведь вроде как нужны только души?

– Я тоже так думал. Но у Спасителя есть свита. Ну, помнишь всяческие сказания о Четырёх Всадниках? Вот им-то это и надо. Ну и, само собой, уничтожить богопротивных духов, призраков и прочих бестелесных, Природой порождённых созданий, для спутников Спасителя – просто пир души. Самому-то Ему на самом деле не надо ничего, кроме Душ. Великий Орлангур намекал, что его брат, Демогоргон, может в конце концов и сильно разгневаться.

– Не хотел бы я оказаться тому свидетелем, – хмыкнул Ракот.

– Однако окажешься, – посулил я. – Короче говоря, Спаситель тоже точит зубы на Эвиал. Оно и понятно – Пришествие Тьмы, всё такое… и тут небеса раскрываются, ангелы слетают на грешную землю, а за ними следует Он… ну и всё, как положено. Звезда, на какую-то там часть вод падающая, конь блед… И от Эвиала, мира, который мы не можем потерять, потому что он как раз на Пути наших козлоногих друзей, не остаётся просто ничего. Драться за мёртвый и холодный шар никто не станет. Мы с тобой отступимся. Потому что ещё ведь ни разу не пытались сотворить что-то новое. Только защищали старое, доставшееся по наследству.

Ракот только отмахнулся.

– Творить… скажешь тоже! Мы с тобой это пробовали. Я – в бытность Властелином Тьмы, ты – когда только начинал восстание.