25  

Может быть, потому, что город, где они встретились, этот самый Двуреченск, не нравился ему? И дело, по которому он сюда приехал на краденом джипе с фальшивыми номерами, не нравилось ему?

Но ведь он уже обделывал такие дела. Причем настолько мастерски, что до сих пор к нему насчет этих дел ни у кого не было никаких вопросов. Никто ничего не сумел доказать, даже на подозрении его не держали. А все потому, что он знал, КАК ДЕЛАЮТСЯ ТАКИЕ ДЕЛА. Как ликвидируются улики и как заметаются все следы.

Но отчего же это дело – здесь, в Двуреченске, – вызывало в нем, как бы поточнее это сказать, оторопь, мандраж? Он ведь никогда не был трусом.

Половец снова выпил. Анжела из аптеки сразу обрела еще более весомые, зримые плотские очертания. Груди у нее твердые и соски, наверное, коричневого цвета. А может, розовые. Ухватиться есть за что – погладить, размять в ладонях, как упругое тесто. А что, может, стоит вернуться в город, попытать счастья вечерком? Пригласить ее для начала в ресторан – в этот здешний «Валдайский колокольчик», будь он неладен. Ну а потом уже все остальное по полной программе, смотря по обстоятельствам. Мужик-то у нее есть, интересно? Муж, хахаль? Вроде баба здоровая, не урод – должен быть. Может, алкаш какой-нибудь? Они все тут небось двуреченские алкаши…

Половец допил водку и запустил тару далеко-о-о-о! Насколько сил хватило. Бу-ултых! Вот так, порядок, все тип-топ. В голове шумело. И он прилег, вытянулся на дне лодки. Когда еще придется вот так лежать, зенки уставив в небо? Слушать эту долбаную тишину. Ждать…

Вода плеснула в борт. И раздался еще какой-то звук – Половец не понял, рыба, что ли, жирует на вечерней зорьке? Он скосил глаза – вроде что-то промелькнуло, он засек какое-то движение. Да ладно, кто может шмыгать, подкрадываться со спины? Ведь он же на воде. В лодке и далеко от берега.

Лодка покачивалась, как колыбель. Половец сложил руки на груди. Сыро, зябко, но хорошо, покойно, не суетно… Кобура впилась в бок, и он передвинул ее на грудь. Нащупал под курткой пистолет. Глаза слипались. Было такое ощущение, словно по векам скользила легкая кисть, смежая, склеивая ресницы…

Вода журчала у самого уха. Когда еще придется вот так лежать, расслабившись по полной, не вспоминая то, что сделано, не думая о том, что предстоит.

Лодка-колыбель качалась, кисточка невидимая ласкала. Где-то далеко кто-то наигрывал незатейливый мотивчик на губной гармошке, а может, это птицы пересвистывались в прибрежных кустах? Загорелые груди с коричневыми сосками, источавшие материнское молоко, пучились в небе как грозовые облака. Манили, обещали, возбуждали безмерно. А потом они превратились в упругие ляжки, перетянутые кружевной резинкой черных чулок. Интересно, эта Анжела из аптеки сможет предъявить ему черные чулки? Сможет? Захочет? Даст? Даст или продинамит?

Половец снова услышал тот же странный звук: плеск, свист, едва слышный уху перелив губной гармоники. И ощутил тяжесть внизу живота. Он открыл глаза и…

Нечто сидело на нем верхом. Оседлав его. И это нечто было ребенком. Мальчиком лет восьми-десяти. Половец увидел тощую шею, белевшую в сумерках, мокрые волосы, разделенные пробором. Голова ребенка как-то судорожно подергивалась, он словно принюхивался, как принюхивается животное, учуяв что-то. Потом он алчно потянулся руками к Половцу. Вместо левой кисти у него была культя – гнилая мертвая кость с неровными краями торчала наружу. Половец увидел это, увидел его глаза, изъеденные червями, и закричал, как не кричал никогда прежде.

Он проснулся от своего крика. Он лежал в лодке. Вода плескала в борт. Вдали виднелись берега в сумерках.

Глава 10

СОКРОВИЩЕ

В «Колокольчике» заняли столик у окна. Анфиса взяла у официантки меню. Ида, увидев на скатерти пепельницу, достала из сумки сигареты с ментолом.

– Вот как оно бывает в жизни, – сказала она. – Был ребенок, и нет ребенка. Исчез.

– Принесите, пожалуйста, минеральной воды, – попросила Катя официантку.

У нее пересохло в горле. Она вспомнила, что с самого утра у нее не было во рту ни глотка. С чего это так кружится голова? От жажды, что ли? И висок ноет. Катя ощутила боль в виске, как только взяла там, в магазине, ксерокс с отпечатанной фотографией мальчика. Под снимком была надпись: «Ушел из дома и не вернулся Миша Уткин, восьми с половиной лет, был одет в синие спортивные брюки, синюю ветровку и клетчатую рубашку. Всем, кто располагает какими-либо сведениями, огромная просьба позвонить по телефону…» Номер телефона был явно местным. А лицо мальчика… Катя запомнила его сразу, сработал чисто профессиональный инстинкт. Темные глаза, темные волосы, темные брови, стрижка с челкой, улыбка… На снимке Миша Уткин беззаботно улыбался, демонстрируя щербинку в верхнем ряду зубов: молочные братья уступали место коренным.

  25  
×
×