Драконы ночи

От тряпок разило плесенью. Симон поддал чалму ногой, как футбольный мяч. Ветошь, гниль… А когда-то это ведь был очень красивый костюм. За него, по семейным преданиям, заплатили пятьсот целковых еще сталинскими, «дореформенными»…

Симон отошел к машине, стоявшей тут же в гараже. Полез в бардачок и достал… альбом с фотографиями. Это был старый семейный альбом, заботливо заново переплетенный, склеенный. Фотографий там было совсем немного. Однако Симону была нужна лишь одна фотография. И он нашел ее быстро, просто раскрыв альбом на странице, отмеченной закладкой.

Мутный кусочек картона. Старый снимок, видимо, сделанный во время цирковой репетиции. Высокий мужчина-брюнет в фуфайке, бриджах и жокейских сапогах вместе с рабочими манежа занят сборкой какой-то конструкции в виде прозрачного стеклянного параллелепипеда. Этакого внушительного аквариума. А рядом с ним – блондинка, одетая по-цирковому в шелковые шальвары и расшитую стеклярусом «албанскую» жилетку. Возле нее мальчик лет восьми – в курточке из твида, с гладко прилизанными светлыми волосами, разделенными аккуратным косым пробором. Мальчик обнимает за плечи маленькую девочку. Она в расстегнутом пальтишке прижимает к груди чалму. И чалма… вот эта… очень похожая или, возможно, та самая, что валяется сейчас на полу гаража… эта старая ветошь, эта гниль на снимке кажется по сравнению с маленькими детскими руками очень большой, пышной, нарядной, помпезной…

Девчушка на снимке любуется чалмой. Это можно прочесть по ее восторженному личику. Бант, как бабочка в светлых ее волосах, колечках-кудряшках…

Симон закрыл альбом. В который раз уж он смотрит на эту фотографию? ГДЕ ВСЕ ОНИ ВМЕСТЕ. Единственную, сохранившуюся в их семье. В фотографии этой мало прока. Кажется, его столь же мало и в этой цирковой рухляди, разысканной, добытой им с таким трудом, с такой переплатой, привезенной в его дом тайно под покровом ночи, как некая краденая ценность. Что здесь ценного в этой ветоши и гнили?

Он снова запустил руки в ящик. Достал какую-то стеклянную пластину, потом еще одну, еще. Толстое стекло. А в нем – узкие отверстия выточены, просверлены. Разрозненные части какого-то хитрого целого. Устаревший, вышедший из моды реквизит.

Он оперся на ящик. Как там было, в том ЕГО знаменитом номере? Рабочие сцены под барабанную дробь выкатывали на арену стеклянный параллелепипед – импровизированный аквариум. И ОНА – его ассистентка, наряженная восточной одалиской, укладывалась в этот аквариум, как кукла в стеклянную коробку. Верхнюю крышку аквариума заматывали цепью и навешивали замок. ОН брал острые мечи, и один за другим под несмолкающую барабанную дробь вгонял их в просверленные в стеклянных стенках аквариума отверстия, пронзая внутреннее пространство насквозь. Один за другим девять обоюдоострых мечей, входящих в тело ассистентки, пронзающих, пропарывающих его тут и там, там и тут. В публике истерически вскрикивали женщины, кто-то даже хватался за сердце. Эффект был полный, редкий был эффект. А добивался ОН его исключительно с помощью оптического обмана зрения. Для этого вокруг стеклянного аквариума по обеим сторонам всегда ставились два зеркала – одно напротив другого и как бы под углом, искажая перспективу.

Затем стеклянный параллелепипед с пронзенной, беспомощной, казалось, находящейся при последнем издыхании ассистенткой откатывали за зеркала, игравшие роль ширмы. И через мгновение восточная одалиска – целая и невредимая, без единой царапины, уже раскланивалась вместе с НИМ под гром аплодисментов. Публика ревела от восторга. А ларчик стеклянный – то бишь аквариум, открывался просто – у него отваливалось дно. Там был выход из ловушки, поэтому «освобождение из плена» и занимало считаные секунды.

Сейчас же от знаменитого аквариума остался лишь этот стеклянный лом. Однако, кроме этого лома, в черном, украшенном позолотой ящике должно было сохраниться…

Симон наклонил ящик на бок. Так и есть. Вот это уже кое-что. Это уже интересно. На самом дне под грудой изъеденной молью ветоши, среди которой угадывался черный мужской фрак и жокейские бриджи, покоилось зеркало внушительных размеров.

Извлечь, справиться с ним без посторонней помощи Симону было трудно. Но он справился. Достал зеркало и прислонил его к стене гаража. Зеркало было в полный человеческий рост, в тонкой деревянной раме с облезшей позолотой. Тусклая от времени и сырости его поверхность была разбита. По всей его площади змеились трещины. В центре, куда когда-то пришлась вся сила удара, стекло превратилось в осколки. Многие из них отвалились, обнажая почерневшую амальгаму.