Драконы ночи

– Я сама сотрудник правоохранительных органов, – перебила ее Катя. – Вы совершенно напрасно…

– А вот щас поглядим, напрасно или не напрасно, – сверкнул глазами старичок. – Из органов они… ишь ты, вертихвостки. Разве такие бывают из органов? Ахмед, участковому позвонил? – спросил он у дворника.

Катю и Анфису окружили стеной. Двор гудел, в домах распахивались окна.

– Влипли, – шепнула Анфиса. – Какую бдительность развели, а? И откуда что взялось.

Катя хотела ответить, что в Двуреченске, видимо, это самое «что» берется как бы ниоткуда – из воздуха, из настроения умов, и это при сложившейся ситуации никак нельзя было сбрасывать со счетов. Но она не успела ничего сказать. Через двор к ним уже спешил участковый – катился этаким настороженным колобком.

– В чем дело? Граждане, в чем проблема, я спрашиваю?

– А вот, разберитесь – ходят по дворам какие-то подозрительные.

– Про детей спрашивают!

– Сестру мою фотографировать хотели и еще маленьких, – это крикнул Валька-велосипедист.

Катя глянула на погоны участкового: старлей. Самое вредное звание!

– Это недоразумение, я сама сотрудник милиции, – объявила она громко участковому. – Вот мое удостоверение.

Он посмотрел. Окинул взглядом Катю, повернулся к Анфисе.

– Кто уполномочил вас на сбор информации?

– Что? – не поняла та.

Катя вздохнула: старлей, этим все сказано. И изъясняется-то не по-человечески, а как в служебной инструкции написано.

– Я спрашиваю, кто уполномочил вас заниматься в городе сбором оперативной информации?

– Мы ищем одну девочку, – сказала Катя.

– Ее фамилия?

– Мы не знаем фамилии, в том-то и дело. Вчера она была на площадке пансионата «Валдайские дали».

– И что?

Катя запнулась. В самом деле, не говорить же здесь при всех старлею про рисунок и про фантазии Маруси Петровны!

– Что-то вы темните, – сделал вывод участковый. – Ксива-то ксивой… Ваши документы? – напустился он снова на Анфису.

– Ой, а я не взяла. Паспорт в пансионате остался, – та даже растерялась.

– Что-то вы крутите, – участковый нахмурился и взялся за сотовый. – Ну-ка, гражданки, пройдемте со мной в опорный пункт.

– Но за что? – возмутилась Анфиса.

– Без пререканий, до выяснения!

Катя была готова заплакать с досады – так бездарно попасться! И кому! Дворовому «активу» и дундуку-старлею!

В тесной каморке опорного пункта пахло клеем и ремонтом.

– Разбирайтесь скорее, позвоните в отдел, я там вчера у вас была. – Катя теряла терпение.

– А я что, по-вашему, делаю?

– Жаловаться будем вашему начальству, – пригрозила Анфиса.

– Жалуйтесь хоть президенту. – Старлей был нечувствителен к выпадам и уколам.

Прошло полтора часа!

Потом на улице под окнами опорного пункта, визжа тормозами, как на ралли, остановилась машина, на крыльце затопали грузные шаги, и на пороге кабинета появился Роман Шапкин собственной персоной.

Кате он на этот раз отчего-то показался огромным и неповоротливым, как медведь. Широкой спинищей своей он загораживал солнечный свет, смотрел столь недружелюбно, вообще имел такой зверский, такой разбойничий вид, что Кате захотелось провалиться сквозь землю, точнее, сквозь пол опорного пункта.

– Вот, Роман Васильевич, задержаны во время подворового обхода и отработки территории. Справки наводили, расспрашивали насчет малолетних детей, – отрапортовал участковый. – Пугали и нервировали таким образом жителей микрорайона. Меня по телефону вызвали. Удостоверение МэВэДэ, ну то есть наше, было предъявлено вот этой гражданочкой. И вроде не фальшивое. У второй гражданки документов нет.

– Да мы девочку пытались искать, ту, что с рисунком была, – взмолилась Катя.

– Пытались искать по домам? Вот так? – Шапкин не сказал ей – коллеге – ни «здравствуйте», ни «это опять вы», точно та их беседа в кабинете продолжалась и не было этого внезапного звонка и выезда в Елмановский лес, не было трупа и осмотра места происшествия.

– Это кто с вами? – кивнул он на притихшую Анфису.

– Это подруга моя, я вам вчера говорила о ней. Мы действительно пытались самостоятельно отыскать ребенка. В пансионате все очень встревожены, особенно после того, как стало известно, что мальчик убит. Борщакова боится за дочь, а ее престарелая тетка та…

– Старуха? Маруся Петровна? Ну, это вообще фрукт. Финик-бабка, – Шапкин хмыкнул и вроде как подобрее начал глядеть. – Это она вас на розыски сподвигла небось? С нее станется.