Самобичевание ближе к утру достигло критической точки, и я в самый неподходящий момент вскочила с постели со словами:
– Все это ужасно глупо.
– Что все? – обалдел Мигель.
– Это не имеет никакого значения, – повысила я голос. – Просто минутная слабость.
– Минутная? – усмехнулся Мигель, выразительно взглянув на часы.
– Ты!.. – рявкнула я.
– Я понял, понял, – кивнул он. – Я для тебя ничего не значу. И то, что было между нами, тоже.
– Вот именно, и не делай вид, что это что-то значит для тебя.
– Хорошо, не буду, – вновь усмехнулся он.
– Вот и отлично, – направилась я к двери. – Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
– Это вряд ли. Тут наши желания не совпадают, а я привык потакать своим.
– Прощай, – отрезала я и поспешила удалиться.
Лежа в постели в спальне отца, я пыталась уснуть, изводя себя все теми же мыслями. «Лучшее, что я могу для себя сделать, – в конце концов решила я, – это поскорее забыть о том, что произошло».
Против воли я прислушивалась, ожидая, когда Мигель покинет дом. Я надеялась, ему не придет в голову зайти проститься. Нам нечего сказать друг другу.
Под утро я все-таки уснула, разбудил меня трезвон будильника. Я вышла из комнаты и первым делом заглянула в свою спальню, она была пуста. Вздохнув с облегчением, я спустилась на первый этаж. Под магнитом на дверце холодильника висела записка. «Взял рубашку и ветровку твоего отца, мой пиджак ни на что не годен. При случае верну».
Скомкав записку, я выбросила ее в мусорное ведро. Еще раз прошлась по дому. Чувство было такое, что прошедшие два дня мне попросту приснились. И теперь, стремительно шагнув из сна в реальность, я потерянно брожу по дому.
С Сонькой мы встретились на работе. Рассказывать о своем приключении я не стала. Как ей объяснить мой поступок? Я сама не находила ему объяснения. Допустим, я промолчу о своем грехопадении, но все равно останется вопрос: почему, имея возможность позвонить в милицию, я этого не сделала?
Подруга затаила обиду за то, что два дня я не желала ее видеть, и даже обедать со мной не пошла, сославшись на срочную работу. После обеда позвонил Глеб, голос его звучал как-то неуверенно, и я поспешно заговорила о том, как счастлива его звонку и скорой возможности увидеться, заливаясь краской стыда и радуясь, что он не может видеть меня в эту минуту.
После работы мы встретились.
– Не возражаешь, если мы заедем к Максиму? – спросил Глеб. – Он звонил полчаса назад, это ненадолго.
– Не возражаю, – улыбнулась я. – Лишь бы он был не против.
И мы поехали к Максиму. Жил он в новом коттеджном поселке. Остановившись возле двухэтажного дома с низкой изгородью и зеленой лужайкой, Глеб помог мне выйти из машины, и мы поднялись на крыльцо. Дверь открылась раньше, чем Глеб успел позвонить. Максим Петрович предстал перед нами в полосатой пижаме, волосы всклочены, глаза красные, словно он не спал трое суток. Глеб взглянул на него с удивлением.
Увидев меня, Максим Петрович смешался, но, буркнув: «Проходите», – пошире открыл дверь, пропуская нас в просторный холл. Мне стало ясно, что мое присутствие здесь нежелательно. Однако Глеб вел себя так, словно в поведении друга не видел ничего необычного.
– Подождите пару минут в гостиной, я переоденусь.
Максим ушел, оставив нас.
– По-моему, он ожидал увидеть только тебя.
Глеб пожал плечами.
– Сейчас узнаем, что у него стряслось.
– Может, мне лучше немного прогуляться?
– Глупости. Уверен, это какие-нибудь проблемы на сердечном фронте. Я в таких делах не советчик, так что долго мы здесь не задержимся.
Максим вернулся, пижаму он сменил на джинсы и рубашку в клетку, причесался, но лучше выглядеть не стал.
– Хотите выпить? – спросил он, направляясь к бару.
– Нет, спасибо, – ответил Глеб.
– А я, пожалуй, выпью. – Руки его дрожали, когда он наливал коньяк. – Анечка, не желаете взглянуть на зимний сад? – повернулся он ко мне.
– Я поняла, у вас мужской разговор. Могу подождать в кухне.
Максим усмехнулся и с бокалом в руке направился к Глебу. А я прошла в кухню, очень просторную, со стеклянной дверью, ведущей в небольшой сад. Максим, уходя, тщательно закрыл за собой дверь. Неужто он думал, что я собираюсь подслушивать? Я села в плетеное кресло возле окна и от безделья разглядывала кусты роз и альпийскую горку.
Беседа мужчин длилась уже более получаса, и я начала томиться. Выдержала еще минут пятнадцать и направилась к гостиной, чтобы предупредить Глеба, что я буду ждать его на улице, и в этот момент услышала: