Двадцать лет спустя

– Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удовольствие. Охотой же я иногда занимаюсь, другими словами, когда я скучаю, то сажусь здесь на мраморной скамейке, приказываю подать мне ружье, привести Гредине – это моя любимая охотничья собака – и стреляю кроликов.

– Это очень весело, – сказал д’Артаньян.

– Да, – ответил со вздохом Портос, – это очень весело.

Д’Артаньян уже перестал считать вздохи Портоса.

– Потом, – прибавил Портос, – Гредине их отыскивает и сам относит к повару: он хорошо выдрессирован.

– Какой чудесный пес! – сказал д’Артаньян.

– Но оставим Гредине, – продолжал Портос. – Если хотите, я вам его подарю, он мне уже надоел; вернемтесь теперь к нашему делу.

– Извольте, – сказал д’Артаньян. – Но, дорогой друг, чтобы вы не могли потом упрекнуть меня в вероломстве, я вас предупреждаю, что вам придется совершенно изменить образ жизни.

– Как так?

– Снова надеть боевое снаряжение, подпоясать шпагу, подвергаться опасностям, оставляя подчас в пути куски своей шкуры, – словом, зажить прежнею жизнью, понимаете?

– Ах, черт возьми! – пробормотал Портос.

– Да, я понимаю, что вы избаловались, милый друг; вы отрастили брюшко, рука утратила прежнюю гибкость, которую, бывало, вы не раз доказывали гвардейцам кардинала.

– Ну, рука-то еще не плоха, клянусь вам, – сказал Портос, показывая свою ручищу, похожую на баранью лопатку.

– Тем лучше.

– Значит, мы будем воевать?

– Ну разумеется.

– А с кем?

– Вы следите за политикой, мой друг?

– Я? И не думаю.

– Словом, вы за кого: за Мазарини или за принцев?

– Я просто ни за кого.

– Иными словами, вы за нас? Тем лучше, Портос, это выгоднее всего. Итак, мой милый, я вам скажу: я приехал от кардинала.

Это слово оказало такое действие на Портоса, как будто был все еще 1640 год и речь шла о настоящем кардинале.

– Ого! Что же угодно от меня его преосвященству?

– Его преосвященство желает, чтоб вы поступили к нему на службу.

– А кто сказал ему обо мне?

– Рошфор. Помните?

– Еще бы, черт возьми! Тот самый, что, бывало, так досаждал нам, по чьей милости нам пришлось столько гонять по проезжим дорогам! Тот, кого вы трижды угостили шпагой, и ему, можно сказать, не зря досталось!

– Но знаете ли вы, что он стал нашим другом? – спросил д’Артаньян.

– Нет, не знал. Он, видно, незлопамятен.

– Вы ошибаетесь, Портос, – возразил д’Артаньян, – это я незлопамятен.

Портос не совсем понял эти слова, но, как мы знаем, он не отличался сообразительностью.

– Так вы говорите, – продолжал он, – что граф Рошфор говорил обо мне кардиналу?

– Да, а затем королева.

– Королева?

– Чтобы внушить нам доверие к нему, она даже дала ему знаменитый алмаз, помните, который я продал господину Дезэссару и который, не знаю каким образом, снова очутился в ее руках.

– Но мне кажется, – заметил Портос со свойственным ему неуклюжим здравомыслием, – она бы лучше сделала, если б возвратила его вам.

– Я тоже так думаю, – ответил д’Артаньян. – Но что поделаешь, у королей и королев бывают иногда странные причуды. А так как в конце концов в их власти богатство и почести и от них исходят деньги и титулы, то и питаешь к ним преданность.

– Да, питаешь к ним преданность… – повторил Портос. – Значит, в настоящую минуту вы преданы?..

– Королю, королеве и кардиналу. Более того, я поручился и за вас.

– И вы говорите, что заключили некоторые условия относительно меня?

– Блестящие, мой дорогой, блестящие. Прежде всего у вас есть деньги, не так ли? Сорок тысяч ливров дохода, сказали вы?

Портос вдруг встревожился.

– Ну, милый мой, – сказал он, – лишних денег ни у кого не бывает. Наследство госпожи дю Валлон несколько запутано, а я не мастер вести тяжбы, так что и сам перебиваюсь, как могу.

«Он боится, что я приехал просить у него взаймы», – подумал д’Артаньян.

– Ах, мой друг, – сказал он громко, – тем лучше, если у вас заминка в делах.

– Почему: тем лучше? – спросил Портос.

– Да потому, что его преосвященство даст вам все земли, деньги, титулы.

– А-а-а! – протянул Портос, вытаращив глаза при последнем слове д’Артаньяна.

– При прежнем кардинале, – продолжал д’Артаньян, – мы не умели пользоваться случаем, а ведь была возможность. Я говорю не о вас: у вас сорок тысяч доходу, и вы, по-моему, счастливейший человек на свете…

Портос вздохнул.

– Но тем не менее, – продолжал д’Артаньян, – несмотря на ваши сорок тысяч ливров доходу, а может быть, именно в силу этих сорока тысяч ливров, мне кажется, что маленькая коронка на дверцах вашей кареты выглядела бы очень недурно, а?