Сорок имен скорби

Спустившись по ступенькам, Выдра постоял среди резиновых сапог, облезлых коньков и ржавых дворницких лопат, пока глаза не привыкли к темноте. В подвале пахло стиркой и застарелой кошачьей мочой. Снаружи было темно; свет он бы увидел. Окошки высоко, как он не без раздражения заметил; похоже, они слишком маленькие для того, чтобы через них пролезть, если вдруг придется дать задний ход.

Постепенно перед ним стали вырисовываться и другие предметы: старая стиральная машина с отдельным устройством для отжима, запачканная печь, пара сломанных лыж, потрепанный алюминиевый тобоган, дамский велосипед без переднего колеса. Он с минуту раздумывал насчет велосипеда. Не далее как осенью у Марты украли ее десятискоростной. Марта впала тогда в дикую ярость, особенно из-за того, что Выдра проявил бесстрастие профессионала. Но эту развалину, конечно, брать ни к чему: на ремонт денег уйдет больше, чем она стоит.

Он повернулся и различил в сумраке дверь, прочный дубовый щит, а за ним… тут Выдра вновь преисполнился надеждами. Да, конечно, она ведет в студию. Этот хорек с камерами и магнитофонами завел себе студию, тут, в подвале у подружки. За этой дверью, с ее замком «медеко» и тремя мощными засовами, наверняка полно камер, штативов, записывающих приборов, телевизоров и видеомагнитофонов. Выдра, дружок, ты на пороге рая.

Ясное дело, если там внутри стоит техника, тогда засовы не с той стороны двери, с какой надо: вы ведь хотите, чтобы люди вроде Выдры оставались снаружи вашей кладовой, а не приглашаете их внутрь, — но хотя Выдра все и осознавал, его это не остановило. Засовы он мигом открыл, а вот «медеко»… состаришься, пока справишься с «медеко», так что Выдра просто выбил его ломиком. Он толкнул дверь, но вместо сокровищницы увидел перед собой голого паренька в массивном деревянном кресле.

Первой мыслью Выдры было: «Ну я и попал». Но потом, при свете ничего не показывающего телевизора, он увидел, что парнишка-то привязан к креслу: рот накрепко замотан, запястья прикручены к подлокотникам, и при этом он в чем мать родила. Он бился в своих путах и стонал. Глаза были дикие.

Такое зрелище ошеломит любого взломщика, даже самого бывалого. Не особенно соображая, Выдра сразу направился к телевизору и отсоединил видак. Ладно, мальчишку я застукал за каким-то мерзким извращением, меня это не касается. Но, оборачивая шнур вокруг видео («Мицубиси», стерео, четыре головки, аппарату всего год), он волей-неволей обратил внимание на необычные детали: парень был голый, и в комнате не было видно никакой одежды; здесь мочились и, судя по запаху из горшка под креслом, справляли большую нужду. Не игра, не розыгрыш.

Выдра помедлил в дверях, зажав под мышкой видак.

— Ясно, — бросил он парню. — Задолжал за наркоту, да?

Привязанный яростно бился. Выдра, наклонившись, сорвал ленту с его рта. Парень тут же заорал. Почти ничего невозможно было разобрать, но некоторые фразы повторялись: «маньяки, извращенцы, они меня хотят убить».

— Погоди, а? Погоди. Малость потише, не надо так орать. Заткнись сейчас же. А ну не ори! — Последние слова Выдра проорал сам.

— Вытащи меня отсюда, урод паршивый! — По лицу парня лились слезы. Он кричал про кассету, про какое-то убийство. Подробности были дикие, безумные, но ужас — неподдельный. Выдра навидался всяких пакостей, когда сидел в кингстонской тюряге, но ни у кого, даже у самых слабых и замученных сокамерников, он не видел такого униженного страха.

Реакции Выдры отличались простотой: видишь связанного — развяжи. Он заглянул в крошечную ванную, чтобы найти одежду пленника, но там ее не было.

— Где твои шмотки? На улице минус двадцать. Еще и ветер, учти.

Он уже открывал свой швейцарский армейский нож, когда услышал, как у дома остановилась машина. Пацан вопил, как рок-звезда:

— Освободи меня, освободи, освободи!

— Заткни пасть. Они уже рядом.

— Хрен с ними, выпусти меня отсюда!

Выдра замотал ленту вокруг рта парня и убедился, что она держится. Боковую дверь уже открывали, и он слышал, как парочка разговаривает. Он закрыл дверь в комнату и самым злобным своим голосом проворчал:

— Если хоть пикнешь, сам тебя уделаю. Сечешь?

Парень отчаянно закивал: сечет.

— Только пикнешь — и нам обоим кранты. Отсюда только одна дверь, и если нам не удастся застать их врасплох, можешь заранее считать, что ты сдох. Только пискни — и я тебе устрою дырку в печени.