Те же и Скунс – 2

Декабристки

О'Тул, уж что говорить, давно на это напрашивался. Тот ещё сукин сын был. Киллер, между прочим. И похититель людей. Скунсу за него заплатил издатель одной респектабельной лондонской газеты, мстивший за сына.

Скунс уже тогда финансировал небольшое частное ЦРУ. Чтобы держало руку на пульсе. Оно и держало. Довольно скоро он засёк О'Тула в Лиможе. Приехал туда и провёл в городе около месяца, изучая действительно очень славный местный фарфор. Потом сделал дело… и, уже уходя, допустил оплошность. Такую, что еле ноги унёс. Тут же по закону стервозности стали один за другим накрываться варианты отхода. В конечном итоге Скунсу пришлось юркнуть в канализационный коллектор – и очень тихо высидеть в нём несколько суток, дожидаясь, пока наверху всё хоть как-то уляжется. Пока сидел, с него слез сначала весь грим, потом весь загар и под конец чуть не слезла вся кожа. Что хуже, он чуть не свихнулся в первые же часы. Не от разъедающей вони – от жуткой памяти тела. Очень уж всё это сидение напоминало кое-что из его прежнего опыта. Однако он выдержал и, к собственному изумлению, не свихнулся. А потом отмылся и решил поехать в Израиль. Благо там как раз наметилась передышка между двумя войнами и можно было тихо-мирно погреться на солнышке. Поправить здоровье. А заодно провести неспешный «разбор полётов» и уяснить для себя, на чём поскользнулся. Чтобы не поскальзываться вдругорядь.

Самолёт «Эйр Франс» летел из Марселя, и уже в аэропорту Скунс обнаружил, что ему смертельно не хочется садиться на этот рейс. Жизнь давно научила его относиться к наитиям и предчувствиям весьма даже трепетно, и он сразу стал разбираться, в чём дело. Как скоро выяснилось, от одного из пассажиров едва уловимо попахивало говнецом. Однако путешествовать говнистому товарищу предстояло в другом салоне, и Скунс успокоился. Потом, хорошенько подумав, всё-таки расстегнул рюкзак и надел лёгкий свитер, ничем не отличавшийся от обычного. Бережёного, как известно…

Стюардесса указала ему его место возле иллюминатора, а рядом сел молодой латиноамериканец. Его звали Энрике Гомес, он был симпатичный и смуглый, в джон-ленноновских очках и с густой копной вьющихся чёрных волос. Когда выяснилось, что облезлого вида «сеньор» по-испански говорит с гренадским прононсом, соскучившийся Энрике уподобился гейзеру. Через секунду Скунс был уже в курсе, что Энрике учился в Сорбонне, а по возвращении в родную Колумбию собирался преподавать детям историю. Ну и, соответственно, использовал каникулы по назначению, своими глазами осматривая «особо исторические» места. Он уже побывал в Греции и в Италии, где., надобно думать, повсюду ходил с Плутархом и Тацитом в руках. Теперь у него «стояла в плане» Святая Земля, Скунс сразу понял, что подготовка у парня была весьма, основательная. Он пришёл в тихий ужас, сообразив, что, Энрике вряд ли заткнётся прежде посадки, но тут их весьма бестактно прервали. Оказывается, захваты самолётов ещё не вышли из моды. «Пищалка» в аэропорту бдительно застукала у Скунса в кармане металлическую авторучку, а на контроле багажа порывались развинтить трубчатый станок рюкзака: вдруг он туда запихнул что-нибудь нехорошее. Так-то. Однако пятеро террористов пронесли на борт целую кучу оружия. И никто ничего.

Поначалу Скунс только вздохнул и решил быть примерным заложником. Сам, в конце концов, виноват. Теперь, когда Энрике перестал отвлекать его болтовнёй, он довольно быстро засёк в салоне двоих сотрудников службы безопасности полётов. Те попались точно так же, как он, и тоже были вынуждены сидеть тихо и не рыпаться: террористы расположились в салоне достаточно грамотно.

А вот дальше начались сущие чудеса.

Они называли друг друга арабскими именами, вернее, прозвищами: Шабака, Иамут, Таглиб, Мурра, Кабир ^[46] и были исполнены великого боевого духа, но «академиев» в Ливии или Ираке, на свою беду, не кончали. Скунсовы предчувствия, может быть, и оказались довольно расплывчатыми из-за того, что злоумышленники попались вполне деревенские. То бишь непрофессиональные, а значит, непредсказуемые и сумасшедшие. И оттого вдвойне смертоносные. Когда земля вышла на связь и попробовала начать переговоры, они даже не выдвинули требований. Намерение у «великолепной пятёрки» было самое простое. Унизить центральное правительство Алжира, сделавшее недавно в отношении Израиля какой-то мирный жест и тем покрывшее себя вечным позором. Плюс насолить Франции, под чьим игом Алжир ещё недавно стонал.

---

46 Прозвища означают: «Сеть», «Он умрёт», «Ты одержишь верх», «Горькая», «Большой» (араб.).