Те же и Скунс – 2

Женя выбрался из «Ландкрюйзера» и пошёл Володьке навстречу. Всё правильно – ещё бы после такой гонки водителям не познакомиться, не похлопать друг друга по спинам… Вот только ноги почему-то были совсем деревянные. Юровский смотрел на Женю во все глаза.

– А ты, пацан, молодец, прямо не ожидал, – сипло похвалил он Крылова и, хотя взгляд его так и кричал об узнавании, добавил: – Тебя как звать-то, кореш?..

Большая волна

Плавучему ресторану «Цунами» были не страшны невские наводнения. Бетонные сваи защищали его от любых ударов стихии – он лишь поднимался и опускался вместе с уровнем воды, как большой поплавок. Да и стихия здесь была далеко не та, что где-нибудь около Стрелки. Тихое, приятное во всех отношениях, интимное место…

Сегодня у Владимира Игнатьевича Гнедина здесь была назначена встреча. Бизнес-ланч с московскими издателями, которые прослышали о временных неудачах и трудностях «Интеллекта»…

Шофёр остался внутри – стеречь, чтобы, не дай Бог, не угнали или не приладили адской машины под днище. Владимир Игнатьевич выбрался из «Вольво» и вдвоём с Мишаней направился к узкому железному трапу над колышущейся водой. Будь на то его воля, Гнедин предпочёл бы отправиться в любой другой ресторан. Очень уж всё здесь напоминало не очень далёкий вечер, когда он этаким счастливым влюблённым привозил сюда Дашу, и она без шапочки – разве, мол, я уж такая мимоза! – храбро шла по этому самому мостику, и чёрная вода тяжело колыхалась внизу, отражая огни… Вода и теперь стояла выше ординара и таила в себе непроглядную черноту, хотя время было обеденное – два часа пополудни. Гнедин миновал дверь и бросил пальто гардеробщику, тотчас вспомнив с тяжёлой дурнотной тоской, как вот на этом самом месте принимал Дашино мягкое бежевое пальто и передавал его – вместе с её запахом и теплом – тому же самому лысеющему молодому человеку…

Нет уж! Как только в истории его трагической любви будет поставлена последняя точка, он перестанет здесь появляться, и все поймут почему. Но до тех пор ему следует бывать здесь по возможности чаще. Сидеть одному вечерами (телохранитель не в счёт), смотреть на догорающую свечу и безысходно грустить…

Владимир Игнатьевич прошёл к приготовленному и ожидавшему его столику, опустился на стул с высокой спинкой и посмотрел на часы. Московские издатели должны были приехать минут через пятнадцать.

Мишаня сидел за соседним столиком, бдительно озирал зал. Когда требовалось, он умел придавать своему взгляду не просто «рентгеновское» выражение – его взор делался осязаемо плотным, отрезвляющим, как ушат ледяной воды, выплеснутой в лицо. Это прекрасно действовало на всяких сомнительных личностей и назойливых просителей, могущих приблизиться к шефу. В других случаях Мишаня, наоборот, прикрывал глаза тёмными линзами, превращая их в два провала. И это тоже действовало безотказно.

Гнедин снова посмотрел на часы. Грешно было бы «Интеллекту» не испытать трудностей после гибели своего фактического владельца, Микешко. И почему тот в своё время вздумал жениться на этой дуре Надьке Баскаковой, никогда не интересовавшейся ничем, кроме драгоценностей, модных курортов и парижской косметики?.. Нет бы хоть из уважения к партнёрам подыскать себе жену вроде Инночки Шлыгиной. А что? Мишки-одноклассника, царство ему небесное, уже нет, а бразды фирмы по-прежнему в железных руках. Тогда как финансовая империя Микешко… Он что себе думал – что при его-то деньгах билет на всю вечность может купить?.. Или на него, Гнедина, посмотрел бы. Решил вот жениться по новой – нашёл себе умницу. Да и внешне Надька против неё швабра шваброй, даром что в бриллиантах от лифчика до манто…

Владимир Игнатьевич вздрогнул и мотнул головой, осознав, что опять думает о Даше как о живой и готовой вот-вот войти сюда, в зал ресторана. Он досадливо нахмурился, взял лежавшие на столе палочки для еды и стал вертеть их в руках. Он дорого дал бы за то, чтобы вернуть время назад и всё переиграть заново. Однако чудес не бывает, и, значит, надо всё выкинуть из головы и жить дальше. Благо в настоящем и будущем других заморочек полно…

Он покосился на «Роллекс». До встречи оставалось восемь минут.

В это время снаружи, на площадке перед «Цунами», остановилась белая, обклеенная весёленькими цветными брызгами-кляксами «семёрка». За рулём сидел нормальный во всех отношениях питерский житель, ехавший по своим делам из точки «А» в точку «Б» и чисто из финансовых соображений пустивший в автомобиль пассажира. Пассажир был невысокого роста, темноволосый, при рыжеватых с проседью усах и, видимо, близорукий – всё протирал платочком очки и беспомощно щурился, когда их приходилось снимать.