Спаситель

Юн Карлсен до сих пор не появился. Он неловко встал с тротуара возле Софиенбергпарка. Холод словно бы шел из недр земли и проник ему в самое нутро. Кровь в ногах начала циркулировать сразу, с первых же шагов, и он даже обрадовался боли. Он не считал, сколько часов просидел на тротуаре скрестив ноги, с картонной кружкой, глядя на людей, приходивших в тот дом на Гётеборггата и уходивших оттуда, однако день уже клонился к вечеру. Он сунул руку в карман.

Денег из кружки наверняка хватит на кофе, бутерброд и, надо надеяться, на пачку курева.

Он поспешил на перекресток, к кафе, где добыл картонную кружку. Там на стене был телефон, но эту мысль он отбросил. Возле кафе остановился, скинул синий капюшон и глянул на свое отражение в витрине. Неудивительно, что народ принимает его за попрошайку. На щеках щетина, лицо в саже от костра в контейнере.

В стекле он увидел, что сигнал светофора сменился на красный, рядом остановилась машина. Взявшись за ручку двери, он бросил взгляд внутрь. И оцепенел. Дракон. Сербский танк. Юн Карлсен. На пассажирском сиденье. Всего в двух метрах от него.

Он вошел в кафе, бросился к окну, стал смотреть на автомобиль. Человека за рулем он, кажется, где-то видел, только вот где? В Приюте. Точно, это один из полицейских, что были там вместе с Харри Холе. На заднем сиденье женщина.

Сигнал светофора снова сменился. Он выбежал на улицу и увидел белый дым выхлопа, автомобиль быстро удалялся по дороге вдоль парка. Он побежал следом. Далеко впереди автомобиль свернул на Гётеборггата. Он порылся в карманах. Задубевшими полубесчувственными пальцами нащупал осколок стекла. Ноги не слушались, будто мертвые протезы, — оступишься, и они сломаются, как сосульки.

Парк с деревьями, детской площадкой и надгробными камнями метался перед глазами словно прыгающая картинка. Рука нашла пистолет. Должно быть, он порезал ее о стекло, потому что рукоять была липкая на ощупь.

Халворсен припарковался прямо у подъезда дома 4 по Гётеборггата, они с Юном вышли из машины размять ноги, a Tea поднялась к себе в квартиру за инсулином.

Взгляд Халворсена скользнул по безлюдной улице. Юн тоже беспокойно озирался по сторонам, притопывая ногами от холода. В окно машины Халворсен видел на сиденье кобуру табельного револьвера, он снял ее, потому что, когда вел машину, она врезалась в бок. Случись что, он за две секунды выхватит револьвер оттуда. Включив мобильник, он увидел, что поступило какое-то сообщение. Нажал на кнопку, и хорошо знакомый голос повторил, что поступило сообщение. Затем в трубке пискнуло и послышался незнакомый мужской голос. Халворсен слушал с растущим удивлением. Заметил, что голос в телефоне привлек внимание Юна и тот подошел ближе. Удивление Халворсена сменилось недоверчивостью.

Когда он выслушал все, Юн вопросительно посмотрел на него, но Халворсен ничего не сказал, только быстро набрал какой-то номер.

— Что это было? — спросил Юн.

— Признание, — коротко ответил Халворсен.

— А что вы делаете теперь?

— Доложу Харри.

Халворсен поднял голову и увидел, что лицо у Юна исказилось, глаза расширились, он смотрел словно бы сквозь него, мимо него.

— Что с вами? — спросил он.

Харри прошел через таможенный контроль в скромное здание аэропорта Плесо, где сунул свою карточку VISA в банкомат, который безропотно выдал тысячу крон в кунах. Половину денег он положил в коричневый конверт, вышел на улицу и сел в «мерседес» с синей табличкой «такси».

— Гостиница «Интернациональ».

Таксист молча тронул с места.

Низкие тучи сеялись дождем на темную землю, кое-где вдоль шоссе виднелись пятна серого снега, а дорога, извиваясь среди невысоких холмов, шла на северо-запад, к Загребу.

Уже через четверть часа на горизонте обозначился город — серые бетонные глыбы и церковные шпили. Они миновали темную спокойную реку — наверно, Сава, решил Харри. В город въехали по широкому проспекту который казался непомерно огромным по причине слабого движения, миновали железнодорожный вокзал и обширный, открытый безлюдный парк с большим стеклянным павильоном. Ветви по-зимнему голых деревьев — как черные растопыренные пальцы.

— «Интернациональ», — сказал таксист, подруливая к внушительному серому зданию из тех, что коммунистические страны строили для своего путешествующего руководства.

Харри расплатился. Гостиничный швейцар, разодетый как адмирал, уже открыл дверцу машины и стоял с зонтиком в руках и широкой улыбкой на лице: