13  

Он утер лицо и вернулся к Tea.


Приемная травмопункта на Стургата, 40, залитая резким белым светом, в это время суток, как обычно, здорово напоминала человеческий зверинец. Какой-то трясущийся наркоман встал и ушел через двадцать минут после появления Харри. Как правило, они и десяти минут не могли высидеть. Харри хорошо его понимал. Во рту он по-прежнему ощущал вкус спиртного, пробудивший давних его недругов, которые отчаянно закопошились внутри. Нога жутко болела. А поход на контейнерный склад — как девяносто процентов всех следственных действий полиции — ничего не дал. Ладно, свидание с Бетт Дэвис отложим до следующего раза, пообещал он себе.

— Харри Холе?

Харри поднял голову — перед ним стоял мужчина в белом халате.

— Да.

— Идемте со мной.

— Спасибо, но, по-моему, сейчас ее очередь. — Харри кивнул на девчонку, которая сидела закрыв лицо руками.

Врач наклонился к нему:

— Она тут уже второй раз за вечер. Подождет.

Прихрамывая, Харри зашагал за белым халатом по коридору, вошел в тесный кабинет с письменным столом и простеньким книжным шкафом. Никаких личных вещей.

— Я думал, в полиции свои врачи, — заметил доктор.

— Отнюдь. Обычно нас даже без очереди не пропускают. А откуда вы знаете, что я полицейский?

— Извините. Я Матиас. Просто шел по коридору и увидел вас.

Врач с улыбкой протянул руку. Зубы ровные, один к одному. До того ровные, что напрашивается мысль о вставной челюсти, но только на миг, потому что все лицо такое же симметричное, чистое, с правильными чертами. Глаза голубые, со смешливыми морщинками, ладонь сухая, пожатие крепкое. Прямо как в романе из жизни врачей, подумал Харри. Врач с теплыми руками.

— Матиас Лунн-Хельгесен, — сказал тот, испытующе глядя на Харри.

— Понятно. Вы имеете в виду, я должен знать, кто вы.

— Мы встречались. Минувшим летом. На садовой вечеринке, у Ракели.

Харри прямо оцепенел, услышав из чужих уст ее имя.

— Вот как?

— В общем, это я… — быстро и тихо сказал Матиас Лунн-Хельгесен.

Харри хмыкнул, медленно кивнул.

— Больно мне очень.

— Понимаю. — Лицо Лунн-Хельгесена приняло серьезное и сочувственное выражение.

Харри закатал штанину.

— Вот здесь.

— Ах, вот вы о чем… — Матиас Лунн-Хельгесен улыбнулся в легком замешательстве. — Что случилось?

— Собака укусила. Можете обработать?

— Ничего страшного нет. Кровотечение остановится. Я промою раны и наложу повязку с лекарством. — Он наклонился ближе. — Н-да, три раны от зубов. Сделаем укольчик от столбняка.

— До кости прокусила.

— Обычное ощущение.

— Нет, я имею в виду, собака вправду… — Харри осекся и задышал носом. До него дошло, что Матиас Лунн-Хельгесен думает, будто он выпивши. Да в общем-то вполне обоснованно. Полицейский в порванном пальто, покусанный собакой, с подмоченной репутацией, и выпивкой от него разит за километр. Наверно, вот так он его изобразит, рассказывая Ракели, что ее бывший опять сорвался.

— …Вправду здорово прокусила.

Глава 4

Понедельник, 14 декабря. Прощание

— Trka! — Он рывком сел в постели, слыша эхо собственного голоса меж пустых белых стен гостиничного номера. Телефон на ночном столике трезвонил вовсю. Он схватил трубку.

— Thisisyourwake-upcall… [1]

— Hvala, — поблагодарил он, хотя прекрасно знал, что голос записан на пленку.

Он в Загребе. И сегодня летит в Осло. Чтобы выполнить важнейший заказ. Последний.

Он закрыл глаза. Опять видел сон. Не про Париж и не про другие заказы, они ему никогда не снились. Снился всегда Вуковар, та осень, осада.

Сегодня ему снилось, как он бежал. Снова бежал под дождем, снова в тот вечер, когда отцу отняли руку. А четыре часа спустя отец умер, хотя врачи сказали, что операция прошла удачно. Сердце просто остановилось. И тогда он убежал от матери, убежал в темноту, под дождь, к реке, сжимая в руках отцовский пистолет, к позициям сербов, а они запустили осветительную ракету и стали стрелять по нему, но он не обращал внимания, только слышал хлюпанье, с каким пули врезались в склон, а склон вдруг исчез, и он упал в громадную бомбовую воронку. И вода поглотила его, поглотила все звуки, стало тихо, он пытался бежать под водой, но не двигался с места. Чувствуя, как руки-ноги цепенеют и наваливается сон, увидел в беспросветной черноте что-то красное — словно птица, взмахивающая крыльями в замедленном фильме. А когда очнулся, лежал закутанный в шерстяное одеяло, над головой раскачивалась голая лампочка, и от стрельбы сербской артиллерии в глаза и в рот сыпались крошки земли и штукатурки. Он их выплюнул, и кто-то, наклонясь к нему, сказал, что из воронки с водой его вытащил сам капитан Бобо. И показал на лысого мужчину возле лестницы, ведущей из бункера наверх. Мужчина был в форме, с красной косынкой на шее.


  13  
×
×