Спаситель

Юн пошел к выходу, но на полпути остановился:

— Харри?

— Да?

— То, что было между мной и Рагнхильд, обязательно должно выйти наружу? Я перестал с ней встречаться, когда мы с Tea обручились.

— В таком случае это не так уж и опасно.

— Вы не понимаете, — сказал Юн. — Рагнхильд Гильструп была замужем.

Харри медленно кивнул.

— Восьмая заповедь?

— Десятая.

— Я не смогу держать это в тайне, Юн.

Юн в замешательстве смотрел на Харри. Потом медленно покачал головой.

— Что такое?

— Не верится, что я только что это сказал. Рагнхильд мертва, а я думаю, как спасти собственную шкуру.

В глазах Юна стояли слезы. И на одну беззащитную секунду Харри почувствовал искреннее сострадание. Не такое, какое испытывал к жертве или к ее близким, но сострадание к человеку, который в душераздирающую минуту видит собственную уязвимую человечность.

Иной раз Сверре Хасволл жалел, что променял жизнь моряка дальнего плавания на место консьержа в новеньком жилом доме по Гётеборггата, 4. Особенно в студеные дни вроде нынешнего, когда жильцы звонили с нареканиями на засорившийся мусоропровод. Засоры случались обыкновенно раз в месяц, по одной-единственной причине: размеры люков на этажах совпадали по диаметру с самой шахтой. То ли дело старые дома. Даже в 30-е годы, когда только-только начали строить мусоропроводы, архитекторы смекали, что отверстия люков надо делать диаметром меньше шахты, чтобы народ не спускал туда вещи, которые намертво застрянут. Нынче-то им на это начхать, главное — стиль да освещение.

Хасволл открыл люк на третьем этаже, сунул туда голову и посветил фонариком — масса белых мусорных мешков. Все ясно, опять засор между первым и вторым этажом, где шахта чуточку сужалась.

Он спустился в подвал, отпер мусоросборник, включил свет. От сырости и холода очки вмиг запотели. Он вздрогнул и схватил почти трехметровый железный прут, который лежал у стены, специально для этой цели. Хасволл даже пристроил на его конце пластмассовый шарик, чтобы, пробивая засор, не дырявить мешки. Из отверстия шахты что-то капало, дробно стучало по пластику мешков в подставленном ящике. А ведь в правилах эксплуатации четко прописано, что бросать в шахту можно только сухой мусор, тщательно упакованный в мешки, однако народ — даже эти, христиане из Армии спасения, живущие здесь, в доме, — чихать хотел на правила.

Сверре Хасволл влез в ящик, прошел к круглому отверстию в потолке — под ногами захрустели яичные скорлупки и молочные пакеты. Он глянул вверх, но увидел лишь черноту. Сунул в шахту прут, ожидая, что тот уткнется в мягкую массу мусорных мешков, но там оказалось что-то твердое. Хасволл надавил посильнее. Безуспешно. Что-то застряло намертво.

Он взял фонарик, висевший на ремешке, направил в шахту луч света. На очки упала капля, чертыхнувшись, он снял их и, зажав фонарик под мышкой, потер стекло о рукав синего халата. Шагнул в сторону, посмотрел еще раз, близоруко сощурясь. Помедлил. Снова посветил фонариком, а воображение уже рисовало всевозможные картины. Сердце замирало. Он недоверчиво поднес к глазам очки. И тут сердце замерло окончательно.

Железный прут скрежетнул по стене и с лязгом грохнулся на пол. Сверре Хасволл обнаружил, что сидит в мусоросборнике, фонарик куда-то закатился, исчез среди набитых мешков. Новая капля шлепнулась на пластик меж его колен. Он отпрянул, будто это была едкая кислота. Потом поднялся на ноги и кинулся прочь.

Необходимо глотнуть свежего воздуху В море он много чего навидался, но это… это ненормально. Это болезнь. Он распахнул входную дверь и шатаясь выбрался наружу, не обратив внимания ни на двух высоченных мужчин у подъезда, ни на мороз, ударивший в лицо. Голова кружилась. Он прислонился к стене, с трудом перевел дух, достал мобильник. Беспомощно уставился на него. Несколько лет назад телефоны экстренных служб поменяли, чтобы легче запоминались, но он конечно же помнил только старые. И тут заметил двух мужчин. Один из них говорил по мобильнику, во втором он узнал здешнего жильца.

— Извините, вы не знаете, как позвонить в полицию? — спросил Хасволл, сиплым голосом, словно долго надсаживал глотку.

Жилец взглянул на своего спутника, который секунду-другую смотрел на консьержа, а потом сказал в мобильник:

— Погодите, наверно, Иван с разыскной собакой не потребуется. — Он опустил телефон и обратился к Сверре Хасволлу: — Я инспектор ословской полиции Холе. Сейчас угадаю…