Мертвые, вставайте!

Симеонидис улыбнулся коротко и зло.

– Это не мое место жительства, а мой дом, – сказал он звучным голосом, – и это не лица, а друзья. И знайте, что грек из Дельф, рожденный в пятистах шагах от оракула, не принимает предписаний от кого бы то ни было. Зарубите это себе на носу.

– Закон один для всех, месье, – отвечал полицейский.

– Можете засунуть свой закон себе в задницу, – сказал Симеонидис безразличным тоном.

Люсьен ликовал. С таким вот старым воякой можно весело провести время, если бы в силу обстоятельств он не был так опечален.

Еще какое-то время полицейский продолжал чинить им препятствия, пока, наконец, не записал их имена и, заглянув в свою записную книжку, без труда идентифицировал их как соседей Софии Симеонидис. Но поскольку ничто не запрещало им ознакомиться с архивами с разрешения их владельца, он вынужден был их пропустить, уведомив, что в любом случае перед уходом они подвергнутся досмотру. В настоящее время ни один документ не должен покидать дом. Люсьен пожал плечами и последовал за Симеонидисом. Внезапно разъярившись, старый грек вернулся обратно и схватил полицейского за лацканы. Марк подумал, что он собирается набить ему морду и на это стоит посмотреть. Но старик дрогнул.

– Нет… – сказал Симеонидис после паузы. – Не стоит.

Он выпустил из рук полицейского, будто что-то нечистое, и вышел из комнаты, догнав Марка и Люсьена. Они поднялись на второй этаж, прошли по коридору, и старик открыл ключом, висевшим у него на поясе, дверь слабо освещенной комнаты с полками, набитыми папками.

– Комната Софии, – сказал он тихо. – Полагаю, именно это вас интересует?

Марк и Люсьен закивали.

– Надеетесь найти что-нибудь? – спросил Симеонидис. – Действительно надеетесь?

Он пристально смотрел на них сухим взглядом, сжав губы, с выражением боли на лице.

– А если мы ничего не найдем? – сказал Люсьен.

Симеонидис стукнул кулаком по столу.

– Вы должны найти, – приказал он. – Мне восемьдесят один год, я не могу больше передвигаться и уже не соображаю так, как хотелось бы. А вы – может быть. Мне нужен этот убийца. Мы, греки, никогда не отпускаем, так говорила моя старая Андромаха. Легенек уже не способен думать свободно. Мне нужны другие, мне нужны свободные люди. Неважно, давала ли вам София какое-то «поручение». Это правда или ложь. Думаю, ложь.

– Скорее ложь, – согласился Люсьен.

– Хорошо, – сказал Симеонидис. – Ближе к делу. Почему вы ищите?

– Профессия, – сказал Люсьен.

– Детективы? – спросил Симеонидис.

– Историки, – ответил Люсьен.

– Причем тут София?

Люсьен указал пальцем на Марка.

– Все он, – сказал Люсьен. – Он не хочет, чтобы обвинили Александру Хауфман. Готов вместо нее подставить кого угодно, пусть даже невиновного.

– Прекрасно, – сказал Симеонидис. – Если это может вам помочь, знайте, что Домпьер пробыл здесь недолго. Думаю, он, не колеблясь, заглянул в одну только папку. Как видите, папки расставлены по годам.

– Вы знаете, в которую? – спросил Марк. – Вы были с ним?

– Нет. Он очень хотел остаться один. Я заходил лишь раз, чтобы принести ему кофе. Думаю, он смотрел папку за тысяча девятьсот восемьдесят второй год, но не уверен. Оставляю вас, вам нельзя терять время.

– Еще один вопрос, – попросил Марк. – Как относится к случившемуся ваша жена?

Симеонидис сделал двусмысленную гримасу.

– Жаклин не проливала слез. Она не злая, но решительная и всегда стремится «противостоять». Для моей жены «противостоять» – знак высшего качества. Это настолько вошло в привычку, что уже ничего не поделаешь. К тому же она защищает своего сына.

– А что вы можете сказать о нем?

– Жюльен? Не способен ни на что серьезное. Убийство, несомненно, превышает его возможности. Особенно если учесть, что София помогала ему, когда он не знал, чем себя занять. Находила ему повсюду роли статистов. Он не сумел этим воспользоваться. Вот он как раз хоть немного поплакал о Софии. Когда-то он очень ее любил. В юности увешивал ее фотографиями свою комнату. И слушал ее пластинки. Теперь уже нет.

Симеонидис явно утомился.

– Оставляю вас, – повторил он. – Для меня сон перед обедом не бесчестие. К тому же эта слабость нравится моей жене. Принимайтесь за работу, времени у вас немного. Этот полицейский может в конце концов найти законный способ запретить вам смотреть архивы.

Симеонидис ушел, и они услышали, как открывается дверь в глубине коридора.