Что моё, то моё

– У тебя ведь такая сложная работа, – говорила мама, похлопывая её по руке.

И Ингер Йоханне понимала, что мать не считает джинсы, свитер и очки, купленные четыре года назад, особо привлекательными.

Бальзам и вправду оказался замечательным. Она будто чувствовала, как повреждённые волосы набирают силу. От воды кожа покраснела. Джек спал, а из комнаты Кристиане не доносилось ни звука – на всякий случай она оставила дверь приоткрытой.

Книга об Асбьёрне Ревхайме чуть не упала в воду, она подхватила её в последний момент. Ингер Йоханне налила себе кофе и поставила термос на пол рядом с ванной.

В первой главе рассказывалось о смерти Ревхайма. Ингер Йоханне подумала, что это весьма банальное начало для биографии. У неё не возникло желания читать о гибели Ревхайма, и она быстро пролистала первую главу. Вторая была посвящена детству в Лиллестрёме.

Книга всё же упала в воду. Она тут же подхватила её, но некоторые страницы уже слиплись. Найти место, где она остановилась, оказалось не так просто.

Она с трудом расклеила страницы: Асбьёрн Ревхайм уже в тринадцать лет проявил свой характер, сменив имя. Автор полторы страницы посвятил рассказу о том, что в 1953 году родители позволили своему ребёнку отказаться от собственной фамилии. Настоящая фамилия Ревхайма была Конгсбаккен. Его родителями были Унни и Астор Конгсбаккен, она – известная художница, он – знаменитый прокурор.

Вода остыла. Она забыла смыть бальзам. Когда приехала мать, Ингер Йоханне сообщила ей, что Кристиане нужно давать каждый час половину таблетки аспирина, разведённого в тёплой коле.

– Вернусь в пять, – сказала Ингер Йоханне. – Можешь выпустить Джека в сад. Спасибо огромное, мам!

На кухне между двумя стульями на бечёвке осталась сохнуть намокшая книга – биография Асбьёрна Ревхайма.

Альвхильд стало хуже. Снова появился запах лука. Женщина лежала в постели, и сиделка настоятельно попросила Ингер Йоханне долго не задерживаться.

– Я всего на пятнадцать минут, – заверила та.

– Здравствуйте, – окликнула Ингер Йоханне больную. – Это я. Ингер Йоханне.

Альвхильд попыталась открыть глаза. Ингер Йоханне пододвинула стул ближе к кровати и осторожно положила свою руку поверх её. Рука Альвхильд была холодной и сухой.

– Ингер Йоханне, – повторила Альвхильд. – Я ждала вас. Рассказывайте.

Она откашлялась и попыталась посмотреть на посетительницу. Подушка была мягкой, голова утопала в ней, и женщина могла смотреть лишь на потолок. Ингер Йоханне вытащила салфетку из коробочки, стоявшей на ночном столике, и вытерла ей рот.

– Может, воды?

– Нет. Рассказывайте, что вы обнаружили в Лиллестрёме?

– Вы уверены, что… Хотите, я приду утром? Вы так устали, Альвхильд.

– Рассказывайте!

Она снова откашлялась.

Ингер Йоханне начала говорить. Сначала ей показалось, что Альвхильд спит. Но потом на губах, иссечённых морщинами, появилась улыбка. Ингер Йоханне продолжила свой отчёт.

– А сегодня, – сказала она наконец, – я обнаружила, что Астор Конгсбаккен был отцом Асбьёрна Ревхайма.

– Я знала об этом, – прошептала Альвхильд.

– Знали?

– Да. Конгсбаккен был выдающейся личностью. Он добился очень многого в пятидесятых, да и в начале шестидесятых. Представляете, каково было ему иметь сына, который писал подобные книги! Но я даже не предполагала, что Ревхайм имеет какое-то отношение к делу Сайера.

Альвхильд отдышалась. Она хотела передохнуть. Рука медленно сползла к маленькому пульту, регулирующему положение кровати.

– Вы уверены, что это не повредит вам? – спросила Ингер Йоханне, осторожно нажимая на зеленую кнопку.

Альвхильд слабо кивнула и наклонила голову ещё раз, когда ей стало удобней. В морщинах на лбу блестели капельки пота.

– Когда вышел «Ледяной жар» в…

– …тысяча девятьсот шестьдесят первом, – подсказала Ингер Йоханне; она прочитала биографию до конца.

– По-моему, так. Такая шумиха началась. Не только из-за откровенных порнографических сцен, но, вероятно, в большей мере из-за жестоких нападок на церковь. В тот же год, кажется, Астор Конгсбаккен ушёл из прокуратуры и стал работать в министерстве.

Альвхильд дышала коротко, со всхлипами.

– Простите, жидкость в лёгких, – слабо улыбнулась она. – Минутку, пожалуйста.

Сиделка вернулась.

– Я должна вас прервать, – сказала она. – Альвхильд трудно разговаривать.