Никогда не разговаривай с чужими

И началось его счастье, обучение искусству любви с женщиной, которую он боготворил и которая, он так думал, любила его. Все наполнилось новизной, секс стал источником удовольствия, триумфом чувственности. Фраза «Идем спать» приобрела для него совершенное иное значение. Она могла раздвинуть занавески, наполнить комнату светом, скользнуть снова в его объятья, прижаться всем телом и шептать…

Иногда она даже днем могла увлечь его в спальню и затащить в постель. Она обещала никогда не притворяться, изображая оргазм, на самом деле не достигнув его. Поэтому он всегда знал, когда она действительно испытывала оргазм в первый раз, и все последующие были тоже настоящие. Джон гордился, что мог доставить ей такое наслаждение. И когда он старался довести ее до высшего блаженства, она возбужденно повторяла «да, да, да!», шептала его имя и «мой дорогой» и кричала, дойдя до предела. И это Дженифер, которая в другом состоянии никогда не повышала голоса. И вот в середине, на пике, когда они, как ему казалось, почувствовали друг друга и добрались до высоты ощущений, Питер Моран вернулся, она бросила все и ушла к нему.

Было бы легче, гораздо легче, если бы она ушла в течение того первого года. Он так бы и оставался почти импотентом, но зачем ему его потенция без нее? Однако она ушла, когда у них все превосходно наладилось, когда во время любовных игр они ласкали друг друга, касались друг друга, понимали каждый вздох, каждую затаенную улыбку, смотрели друг на друга с нежностью, понимали каждое движение.

Они занимались любовью вечером, ночью и на рассвете.

А потом днем, когда они гуляли по Невинской площади, она увидела Питера Морана, сидящего на каменном плинтусе у памятника Лисандру Дугласу…

Джон боролся с воспоминаниями о том времени. Разумом он понимал, что надо все забыть, блокировать память, которая причиняла боль, но сердце было неподвластно разуму и не подчинялось. Те горькие воспоминания всегда преследовали его, забыть или выбросить их из головы оказалось бесполезным делом. Они оставались четкими и ясными.

Джон перестелил постель и спустился вниз на кухню, но завтракать не хотелось. Интересно, заметит ли она, как он похудел?

День обещал быть великолепным. Английская погода весьма капризна, теплеет медленно. Сначала полдюжины прохладных дней, затем в конце концов накатывает волна жары, которая длится неделю, а затем все заканчивается грозой. Апрель только что начался, для настоящей жары еще рановато. Но небо было чистым и голубым, солнце, хоть и затянутое дымкой, пригревало сильно. Можно выйти в сад без куртки и удобно устроиться в шезлонге. «У кого еще есть шезлонг?» — спросила его Дженифер со смехом, когда он вытащил на газон два шезлонга из полосатой парусины. Один, со съемной подставкой для ног, — для нее.

Возможно, как говорит Марк, он несовременный и предсказуемый. Его молодость прошла в бурные шестидесятые, оказавшиеся для него не слишком бурными. Вероятно, в его несовременности и было все дело. Ему хотелось заботиться о ней, потому что он любил ее, потому что видел в этом свой супружеский долг. Пока она жила с ним, она никогда не работала.

Чтобы отвлечься от грустных воспоминаний и не думать о предстоящей встрече, Джон взял блокнот и принялся изучать записи. Можно считать небольшой удачей, что он, возможно, знает первое и третье слово. Это, скорее всего, «Левиафан» и «Дракон». Дальше он застрял. Но сейчас, немедленно, как если бы его подсознание всю ночь в тишине работало над проблемой, он понял, что означало ТООст и выражение «Команды ТООст игнорировать». Это значило, что на все сообщения, составленные с применением кода из книги Теда Олбери «Обратная сторона тишины», не обращать внимания. Но не означает ли, что с прекращением действия старого кода с наступлением нового месяца апреля вступает в силу новый — Брюс Партингтон — код? А кто, черт возьми, этот Брюс?

Вряд ли это участник Мафии, — думал Джон. — У них у всех прозвища из мифических животных. Брюс Партингтон, возможно, автор детективных романов. Джон никогда о таком не слышал, но это вовсе не означает, что его нет. Он не очень хорошо знаком с авторами в этом жанре, за исключением только очень известных, таких, как Ле Карре, например, или Дайтон, Югал, наконец, Олбери. Ну, может быть, еще парочка наберется. До назначенной встречи с Дженифер оставалось еще несколько часов. Почему бы сейчас не заглянуть в библиотеку на Люцерна-роуд и не спросить, нет ли у них каких-нибудь романов Брюса Партингтона? Может быть, повезет, и у этого Брюса окажется не так уж много книг, не более полдюжины? Возможно, они даже есть в библиотеке, и будет нетрудно выписать из них первые предложения для апрельского шифра.