Меч мертвых

А юный вождь, еще и во сне не видавший стола в богатом городе деда — этот молодой вождь постепенно забывал и о счете кожаных тючков, увязанных на телеги, и о том, чтобы впопад отвечать глинскому старейшине Семовиту, любопытному до всего, что происходило в столице. Будущий ладожский князь смотрел на едва повзрослевшую дочку старейшины. Светловолосая разумница сновала туда-сюда — знай мелькали в проворных руках то горшочек, то мисочка, то полотенце. Была ли она в самом деле красивее других женщин рода, была ли она вовсе красива, Рюрик не знал. И знать не хотел. Только то, что в тот день она была всех прекраснее — для него. И всех желаннее. Он уже знал, как ее звали: Нечаянкой. Это оттого, объяснили ему, что супруга старейшины забеременела ею, когда молодость покинула ее и она уже думала, что утратила материнство. Даже кику рогатую, знак счастливой детородности, собралась старшей дочери передать…

Нечаянка заметила взгляд княжича, всюду прожавший ее, и поначалу весьма оробела. Рюрик видел, как мать подозвала ее и, улыбаясь, долго шептала на ухо. Девушка смутилась еще больше, так, что загорелые щеки засветились изнутри румянцем. Однако потом оборола смущение и отважилась поднять на него глаза. Рюрик знал, о чем шептала ей мать. Начался честной пир, и Нечаянка служила ему, и он до сих пор помнил, какая волна прошла по всему телу, когда она впервые подала ему пиво и он взял и рог, и ее руку, и простое прикосновение взволновало его, как никогда прежде. А после пира, когда затихла деревня…

Холодная черная ночь висела над Ладогой нескончаемо долго. У земли было почти тихо, но над обтаявшими дерновыми крышами, над зубчатой стеной мокрого леса тяжело ворочались низкие облака. Небу плохо спалось, и, похоже, скверные сны одолевали его. А со стороны моря, нависшего над городом с севера; доносился глухой низкий гул. Великое Нево всю зиму не ведало какого следует покоя. Мороз, способный укутать его лебяжьими перинами, так и не наступил, а теперь все никак не могла начаться словно бы заплутавшая где-то весна… Вот и гневалось море, бросало вспять воды Государыни Мутной, не желало принимать их в себя…

А в городе, то тут, то там, тоскливо и жутко выли собаки.

Отроки, коротавшие ночь у дверей своего князя, с самого вечера слушали, как скрипело его широкое ложе, не согретое ласковым женским теплом. Старший отрок, уже готовившийся к посвящению в кмети и оттого умевший больше других, разобрал даже, что дышал Рюрик не так, как полагается спящему. А в самый темный час перед рассветом ладожский князь сперва застонал — глухо, страшно, — потом внятно вскрикнул:

— Остановись, пропадешь!.. Остановись!.. Нечаянка!..

И шмякнулось в стену отброшенное одеяло, князь вскочил с постели, и сквозь поддверную щель просочился дрожащий свет зажженной лучины.

Отроки переглянулись впотьмах… Им было очень не по себе: с князем творилось неладное, но войти к нему парни не смели. И в старшей и в молодшей дружине знали — подобное приключалось каждую осень и каждую весну. Обязательно наступала ночь, когда батюшка светлый князь звал какую-то Нечаянку, умолял ее остановиться, вернуться, убивался по ней… А наутро ходил с замерзшей душой, больной и на себя не похожий. Оттаивал к вечеру.

Кто, что за Нечаянка — отроки, понятно, не знали. Оттого после каждой такой вот ночи из уст в уста пролетал новый домысел. Этой зимой поговаривали, например, будто Нечаянка доводилась князю сестрой и была давным-давно похищена из отцовского дома злыми людьми, а спустя годы не сумела узнать родного брата, встреченного на чужбине, и полюбила его. И только тогда увидела на его теле приметную родинку, когда между ними уже совершилось противное правде богов. Увидела и… казнила себя в ближайшем болоте, благо в стране вагиров их было ничуть не меньше, чем здесь… Одна беда — мало оказалось ее жертвы для искупления совершенного ими, и оттого-то государь Рюрик до сих пор был бездетен. И не женат.

Истину могли бы поведать, наверное, разве несколько седоусых бояр, с юности сопровождавших вождя. Но отроки их не спрашивали. Бояре ничего не расскажут, зато оплеух отвесят с избытком: не любопытничай!..

А вот что было известно в точности, так это то, что больная память князя, терзавшая его зловещими снами, всякий раз притягивала какую-нибудь беду. Или наоборот: не притягивала, а заранее чуяла и пыталась предупредить…

Утром на просторном дворе детинца, на хорошо сделанном и оттого всегда чистом деревянном настиле, раскинули меховой ковер и поставили посередине резной деревянный столец. Князю Рюрику донесли о людях, явившихся искать его справедливости, и он собирался вершить суд.