Вавилонская башня

Тут в лобовое стекло ударил ледяной ветер, и сразу навалилась зимняя тьма. Юркан поспешно включил фары. «Запорожец» побежал дальше в вихре позёмки, под свинцово-сизыми тучами, скрывшими недавно такое яркое и жаркое солнце. Скоро позёмка превратилась в форменную метель, с которой не без труда управлялись скрипучие «дворники». Если так пойдёт и дальше, их очень скоро заест, и тогда смотровую щель придётся расчищать пальцем… Пассажиры дружно завозились, натягивая в тесноте куртки: печка «Запорожца» скончалась давным-давно и реанимации не подлежала. Так и ехали, дуя на руки, слушая шорох снежных струй по бортам и явственно ощущая, как толкает машину разошедшийся ветер…

Когда прибыли на угол Победы и Бассейной, Юркан попытался вернуть Виринее деньги.

– Вы… – неловко выдавил он. – Вы же всех… и меня…

– Да ладно, – отмахнулась она. И вдруг, посмотрев зелёными глазами, очень тихо добавила: – Надо же ей вкусненького купить. А тантра – это учение о любви. Во всех проявлениях.

Обратно «домой» Юркан приехал не только в состоянии лёгкого опупения, но и основательно замёрзший.

Больше всего ему хотелось бы сейчас забраться в горячую, очень горячую ванну да в ней и заснуть, но, увы, подобная бытовая роскошь была нынче недоступна. Для приличия Юркан начал было рассказывать Натахе подробности своего «выхода в свет», но та никакого интереса не проявила.

– Ты поспи, хороший, – только и сказала она. – Поспи, устал ты совсем. А Наташа покараулит, чтобы серый волк не пришёл.

«Ну, если Наташа покараулит…»

Юркан улыбнулся, сворачиваясь на продавленном диване, и заснул, кажется, даже раньше, чем улыбка успела пропасть с его лица.

Почти сразу перед ним возник огромный, залитый ярким белым светом зал. В центре зала, в железной клетке, сидел человек…

Ужасы рабовладельческого строя

Была же гениальная карикатура, кажется, времён Перестройки. Шагает толпа закованных в цепи рабов с вдохновенными лицами революционеров. Над головами развёрнут плакат: «Да здравствует феодализм – наше светлое будущее!»

Стоял полдень одного из дней удушливого метагейтнона, когда жара загоняет всё живое подальше от солнца, в сень зелёных ветвей, под портики, в прохладную темень закрытых ставнями жилищ.

Однако на небольшом рынке рабов, что раскинулся неподалеку от Пирейской гавани, у Фалернской дороги, народу хватало. Женя Корнецкая огляделась по сторонам и философски подумала, что подобные рыночки существовали у всех народов и во все времена. И те, кто боялся жары или чего-либо ещё, сюда не ходили… Насколько она поняла из обрывков разговоров, цены здесь были существенно ниже, чем в самих Афинах, на какой-то Центральной колоннаде, расположенной отсюда в считаных стадиях. И, самое главное, тут никто никогда не интересовался происхождением «товара», будь то военнопленные, добыча пиратов или несчастные, попавшие в руки андроподистов – подлых похитителей свободных граждан.

Женя переминалась с ноги на ногу и думала о том, что её земляки тоже были отлично осведомлены, за какими покупками в Питере следует идти в центральные универмаги, а за какими – на Апраксин рынок. В таинственных недрах коего, если сильно захотеть, не так уж невозможно приобрести даже и раба. Всё правильно!

В душном безветренном мареве неподвижно застыла листва серебристо-зелёных олив. Покупатели и праздношатающиеся зеваки толклись перед помостами, поднимая пыль в раскалённый полуденный воздух. Доски помоста были чуть не до блеска отполированы босыми ступнями предшественниц. Женя обливалась потом, ей казалось, что тело под короткой одежонкой-эксомидой медленно покрывалось коростой.

Рано утром всех пленниц загнали в низенький сарай на окраине рынка, привели в порядок и, накормив ячменными лепёшками, вволю дали воды. За несколько минувших часов выпитая вода успела полностью испариться из тела, пополнив затянувшую горизонт белёсую муть. Благодаря этому Жене так и не захотелось в туалет (чего она, кстати, поначалу весьма опасалась), зато жажда мучила немилосердно. Впрочем, другие девушки ни с какими просьбами к надсмотрщику не обращались, и Женя, глядя на них, сочла за лучшее помалкивать до последнего.

Купить её уже хотели два раза. И оба раза покупатели были такие, что на ум ей мгновенно приходили садистские картинки «хентай»,^[29] виденные в Интернете, а на язык начинали проситься путаные молитвы, сплошное «Господи, пронеси…». В самом деле, ни музыкантшей, ни танцовщицей она не была, а на аттическом наречии шпрехала с варварским акцентом. Посему приобрести её собирались не для каких-нибудь культурных утех, а для блуда постыдного. И хорошо ещё, если просто для блуда… Думала ли Женя, привыкшая со спокойной гордостью осознавать свою красоту, что когда-нибудь позавидует нескладным толстухам, которых здесь приобретали для хозяйства и кухни?.. Однако Господь проносил: гнилозубый хозяин, жадничая, всякий раз поднимал на неё цену, и покупатели отступались. Так что, когда подул прохладный вечерний левконт, Евгения Александровна всё ещё пребывала в неопределенности среди заметно поредевшей толпы рабынь на помосте.

---

29 Хентай – японская рисованная эротика, очень часто с садомазохистским уклоном, вплоть до сексуально окрашенных пыток.