Красотка на все руки

Злобный недоверчивый взгляд был ей ответом.

– Я скажу, – произнес Владя. – Скажу, как было дело!

– Молчи, Владя! Слышишь меня, молчи! Ни слова без адвоката!

Честное слово, иные матери словно нарочно говорят и делают так, чтобы окончательно добить собственных детей. И ведь это все от большой, прямо-таки огромной материнской любви. Вот уж поистине страшная сила.

Наконец женщина сникла и замолчала, до нее дошло, что дети ее все равно не послушают.

– Делайте, что хотите, – пробормотал она. – Дело ваше! Молчу!

– Я Свету не убивал! Увидел ее уже мертвой. Отсюда и знаю, когда и как она погибла.

Владя покосился на мать, но, видя, что та в самом деле молчит, продолжил:

– Светка всю нашу семью буквально разорила. Мы на деда огромные надежды возлагали. Он был нашей гарантией на безбедное существование. Только знали, что, пока он жив, ни фига нам не обломится. Скупой стал под старость до ужаса.

– И вредный!

– Все твердил, что мы моты и транжиры, только и мечтаем, как бы его добро с молотка пустить.

– А когда мама продала его картину, так и вовсе взбеленился. Орал, что мы ему не родня. Что такая родня хуже крыс.

– А чего он ждал? Что мы повесим эту мазню на стенку и будем на нее целый день таращиться?

– У нас других желаний полно!

– Мы жить хотим нормально!

– Мы думали, что он покричит, да и забудет. А он нас вовсе к себе пускать перестал.

– Да и как нам жить-то? Лапу сосать, в обносках ходить и на его картинки драгоценные любоваться? Абсурд!

Это высказывание дочери неожиданно придало матушке силы. Она поднялась. И влепила дочери пощечину по другой щеке.

– Не сметь! Не сметь так отзываться о своем деде! Прав он был или нет, а другого у тебя нет и уже не будет!

Притихшая после очередной пощечины девушка скрипнула зубами. Но промолчала. А Владя снова заговорил:

– Верно вы меня заподозрили, я Светку ненавидел! И следил за ней, потому что знал: не такая уж она славная девочка, какой нам ее дед представил.

– Да на ней клейма ставить было негде! – снова не выдержала мать.

– В общем, я за ней следил! И знал, что на дачу она поедет со своим новым женихом.

– Старый-то ее бросил, когда пронюхал, что у нее роман с нашим дедом! – хихикнула изрядно повеселевшая девчонка.

Видимо, доченька относилась к тому, увы, многочисленному типу людей, которые извлекают удовольствие из несчастий своих ближних. Этакие эмоциональные вампирчики, питающиеся болью, слезами и горем.

А Владя продолжал:

– И на дачу я за Светой поехал в надежде разузнать про нее что-нибудь такое, что заставило бы ее отказаться от дедовского наследства.

– Как это?

– Ну, я подумал, что ее жених – он вроде бы парень не бедный, богатый даже. Вот я и решил, а вдруг Светка не захочет его потерять? Может быть, жених ей пожирней рыбкой покажется, чем был наш дед.

– Другими словами, ты собирался ее шантажировать?

– Не шантажировать, а просто предложить альтернативу. Хотел объяснить, что нечего и пытаться на двух стульях сразу усидеть. Все равно свалишься.

– И она тебя послушала?

– Я с ней даже не смог поговорить.

– А что так?

– Все время возле нее кто-нибудь вертелся из мужчин. Чужие уши, понимаете. Как тут поговоришь? Я даже подойти к ней не решался.

– И где же ты все это время прятался?

– Мало ли там мест! Участок огромный. Облагорожена только крохотная часть. Нашел дерево, на нем и спрятался.

– И оптику небось с собой прихватить не забыл? – догадалась Кира.

– Бинокль, – потупился Владя.

– Хороший?

– Военный. С ультракрасным излучателем.

– И долго ты там сидел? На дереве и с биноклем?

– С самого утра и до глубокой ночи. Почти сутки.

Да этому парню буквально цены не было! Надо же, до чего любить деньги, чтобы ради них сутки проторчать на дереве словно обезьяна.

– И что же ты видел? Видел, с кем Светка в лес пошла?

– Нет, этого не видел. Одна она пошла.

– А за ней следом кто-нибудь пошел?

– Я не видел.

Упс! Какое горькое разочарование. Но подруги так легко сдаваться не привыкли.

– А что же ты так долго на дереве-то сидел? Все время Светку караулил?

– Не только.

– А что еще?

– Наблюдал.

– И что понял?

– Понял, что мой план – это, с позволения сказать, полное дерьмо.