Поцелуй дочери канонира

Потом, спустя несколько часов, он признался себе, что в те минуты не вспомнил о той, кто звала на помощь. Вид мертвых заставил забыть о живых — а ведь кто-то мог быть еще жив.

За дверью оказалась не оранжерея, а большой величественный холл под световым куполом, освещенный, хотя и не так ярко, множеством ламп на серебряных, стеклянных и керамических основаниях, дававших неяркий свет абрикосового и кремового оттенков. По деревянному полированному полу были разложены восточные, как показалось Бердену, коврики с красно-синими и коричнево-золотыми узорами. Лестница из холла вела наверх, на галерею, обнесенную псевдоконической балюстрадой, откуда двумя расходящимися пролетами уводила на третий этаж На нижних ступенях лестницы распростерлось тело мужчины.

Убит выстрелом в грудь. На красном ковре пролившаяся кровь напоминала винные пятна. Берден глубоко вздохнул, и рука его сама собой потянулась ко рту. Опомнившись, он заставил себя опустить руку и медленно обвел помещение глазами. И тут заметил какое-то движение в дальнем углу. В тот же миг раздался грохот упавшего предмета, и с губ Бердена сорвалось наконец восклицание, словно резкий звук разжал ему челюсти.

— Ах ты! — голос Бердена хрипел, будто его держали за горло.

Это был телефон, кем-то нечаянно сброшенный на пол. Оттуда, из тени, где не горели лампы, к Бердену кто-то полз. Невидимое существо издало жалобный стон. Очевидно, запуталось в проводе, и телефон тащился за ним, скользя и подпрыгивая по дубовым доскам пола, кувыркаясь, как игрушка на веревочке у ребенка.

Она и была почти ребенок — как раненое животное, испуская короткие и словно недоуменные звуки, к нему ползла на четвереньках совсем юная девушка. Она распласталась у его ног вся в крови. Кровь пропитала на ней одежду и склеила волосы, струйками стекала по голым рукам, и когда она подняла голову, Берден увидел, что лицо ее — тоже в кровавых разводах, будто она терла его окровавленными руками. Кровь, с ужасом заметил Берден, обильно текла из раны над левой грудью. Он опустился на колено и склонился к девушке. И тут она едва слышным шепотом произнесла:

— Помогите, помогите мне…

IV

Не прошло и двух минут, а «скорая» уже была на пути в Стоуэртонскую больницу. На этот раз поехали с лампами и сиреной, и двухголосый вой, тревожа спящие леса, полетел по темным опушкам.

Мчались так быстро, что женщина-водитель едва успела затормозить и выкрутить руль, чтобы не врезаться в машину Вексфорда, свернувшую с шоссе на дорогу к Танкред-Хаусу в пять минут десятого.

Известие застало его за ужином — Вексфорд с женой и их дочь со своим другом сидели в новом итальянском ресторане «Ла Примавера». Ужин перевалил за середину, когда у Вексфорда запищал телефон и самым решительным, как это потом оценил инспектор, образом удержал его от поступка, о котором он мог бы пожалеть. Вексфорд тут же встал из-за стола с недоеденной телятиной в винном соусе и, бросив два слова жене и довольно сухо простившись с остальными, немедленно удалился.

Трижды он пытался связаться с Танкред-Хаусом, но линия была занята. Когда шофер Дональдсон повернул на первый вираж узкой лесной дорожки, Вексфорд попробовал дозвониться еще раз — теперь гудок был длинный, а ответил ему Берден.

— Трубка была снята. Лежала на полу. Здесь три трупа, застрелены. Вы должны были встретить «скорую» — там эта девушка.

— Как она?

— Не знаю. Была в сознании, но совсем плоха.

— Ты говорил с ней?

— Конечно. Пришлось, — ответил Берден. — В дом проникли двое, но она видела только одного. Говорит, все случилось в восемь или сразу после восьми — минута-две девятого. Больше ничего не смогла сказать.

Вексфорд спрятал телефон. Часы на приборной доске машины показывали двенадцать минут десятого. В тот момент, когда ему сообщили о происшествии, он был не то чтобы зол, а скорее раздосадован и огорчен. Сидя за столиком в «Примавере», он пытался побороть в себе растущую неприязнь и упорное отвращение. Сдерживаясь только ради Шейлы, он в третий или четвертый раз повторял про себя готовую сорваться с языка колкость, когда телефон зазвонил. Теперь впечатления от горького ужина можно было задвинуть подальше, думать об этом нет времени, все внимание — на убийство в Танкред-Хаусе.

Дом весь в огнях мелькнул за деревьями и пропал во тьме, пока они проезжали извивы дороги, но вот вырулили на широкую лужайку, и дом снова показался впереди. У ворот Дональдсон помедлил, выбирая дорогу, потом прибавил газу и выехал на широкий двор. В темном зеркале бассейна отразилась статуя, изображавшая, должно быть, Дафну, убегающую от Аполлона. Дональдсон объехал ее слева и подкатил к полицейским машинам.