Поцелуй дочери канонира

Внезапно показался лес. Придорожные посадки расступились, и высокая темно-сизая стена леса встала впереди. Еще полмили — и лес уже окружил их со всех сторон, там, где глубокий желоб проселка выводил на дорогу к поместью и стояла доска с надписью: «Только для жителей Танкред-Хауса. Сквозного проезда нет. Две мили».

Вексфорд сказал:

— Как останется миля, я выйду и дальше пойду пешком.

— Хорошо. Они должны были знать эти места, если проехали здесь.

— Они знали. По крайней мере, один из них.

Он выбрал удачный момент, чтобы выбраться из машины — показалось солнце. Лес не зазеленеет еще по меньшей мере месяц. Пока не закурилась даже зеленая дымка в посадках по краям грунтовой дороги. Деревья были насыщенного светло-коричневого цвета, кора на ветвях искрилась и золотилась, а почки отливали горячей медью. День стоял холодный и сухой. На исходе прошедшей ночи небо разъяснилось, и выпал иней. Он уже растаял — ни одной серебряной нитки не осталось, — но холод разливался в спокойном прозрачном воздухе. Небо в просветах между деревьями и над косматыми и ажурными верхушками леса было светлое, нежно-голубое, бледное, почти белое.

Из интервью Вин Карвер Вексфорд кое-что узнал об этих лесах. Когда они посажены: какие участки — в тридцатые, какие, тогда только подновленные, существовали и раньше. Древние дубы и одинокие каштаны с круто выгнутыми сучьями в клейких почках возвышались над ровной порослью меньших деревьев, с аккуратными, будто постриженными округлыми кронами. В этих Вексфорд узнал грабы. На стволе одного он заметил металлическую табличку. Так и есть, граб обыкновенный, Carpinus betulus. Немного дальше по дороге начались деревья повыше, стройные, изящные. Рябина, прочитал он, Sorbus aucuparia. Узнавать деревья, на которых нет листьев, — упражнение для специалиста.

Рябины уступили место насаждениям норвежского клена (Acer platanoides), чья кора — как панцирь крокодила. Хвойных здесь не было вовсе: ни сосна, ни ель не темнели зеленым пятном в сквожении голых ветвей. Самое красивое место здешнего лиственного леса — рукотворного, но повторяющего природу, четко спланированного, но с природной элегантностью. Валежник здесь не убирали, и упавшие деревья обрастали яркими грибами: гирляндами, гребешками, шишками желтого и бронзового цвета. Не упавшие мертвые деревья, белесые от старости, давали приют совам и охотничьи угодья дятлам.

Вексфорд шагал, ожидая, что любой поворот узкой дорожки выведет его прямо к восточному крылу дома. Но за каждым изгибом дороги продолжался лес: взрослые деревья, молодая поросль, валежник, кустарник. Вверх по стволу дуба метнулась серебристо-бурая с серым белка, скакнула с ветки на ветку и длинным прыжком перелетела на соседний бук. Последний плавный поворот, дорога расширилась, вышла на опушку — и вот уже дом, окутанный вуалью тумана, будто снящийся.

Восточное крыло величественно возвышалось перед инспектором. Отсюда были видны и двор, и сад позади дома. Не в пример общественным садам и уличным клумбам Кингсмаркэма, засаженным нарциссами, здесь голубыми самоцветами сверкали у подножий деревьев крохотные колокольчики подснежников. Но здешние сады еще не пробудились от зимнего сна. Цветочные бордюры, розарий, дорожки, кусты, аллеи и лужайки они сохраняли такой вид, будто их причесали, постригли, подровняли, местами даже упаковали и уложили на зимнюю спячку. Высокие ряды тисов и кипарисов образовали стены, скрывающие все другие постройки от взглядов обитателей дома, — темные занавеси, искусно возделанные для привилегированного уединения.

Осмотревшись минуту-другую, Вексфорд прошел дальше — туда, откуда была видна стоянка полицейских машин. Комната происшествия расположилась в строении, которое когда-то, очевидно, было конюшней, хотя никаких лошадей в этих стойлах не бывало уже полвека. Для коней здание было слишком чистеньким, и совсем ни к чему были бы им жалюзи на окнах. Синие часы с золотыми стрелками на фронтоне конюшни показывали без двадцати одиннадцать.

Машина Вексфорда вместе с машиной Вердена и двумя полицейскими микроавтобусами стояла на переднем дворе. В конюшне техник устанавливал компьютеры, а Карен Малэхайд готовила к брифингу столик и микрофон, полукругом расставляла стулья. Брифинг они назначили на одиннадцать.

Вексфорд сел за стол, для него приготовленный. Его слегка умилило, какую заботу выказала ему Карен он не сомневался, что все тут было делом ее рук На столе лежали три новых шариковых ручки, медный нож для разрезания бумаги, воспользоваться которым ему никогда бы не пришло в голову, два телефона, будто бы у него не было личного «Водафона», компьютер и принтер, в которых он ничего не смыслил, и кактус в расписном коричнево-синем глазурованном горшке.