Луч фонарика на лбу Пса упёрся ему в лицо, успев по дороге высветить поднятую бровь Тиргея. Молодой надсмотрщик поёрзал на камне, опуская глаза:
– Раньше я говорил, что не хочу возвращаться. Я и теперь не хочу. Но вы стали моими друзьями. Вам ведь дадут свободу, если вы меня приведёте…
9. Золото дураков
Как и следовало ожидать, путь наверх оказался много труднее спуска. Руки соскальзывали с мокрых камней, неверные глыбы вывёртывались из-под ног, чтобы с грохотом уйти вниз, в кромешную темноту, предоставляя повисшему человеку подтягиваться на очень ненадёжной опоре…
Тиргей старался не жаловаться, но уставал заметно быстрее Гвалиора и Пса. Однажды, едва не сорвавшись, он ударил о камень и вдребезги разбил свой фонарик.
– Никакого толку с меня, один убыток!.. – вырвалось у него.
– Если бы не ты, – сказал ему Гвалиор, – мы бы сейчас с Каттаем рядом сидели.
Пёс промолчал, лишь внимательно оглядел арранта. Однажды в забое он видел, как отлетевший кусок породы разбил налобный светильник раба, и вспыхнувшее масло попало тому на лицо. Тиргей оказался более везучим. От стекла осталась лишь проволочная сеточка, но маленькая медная ёмкость для масла вполне уцелела, и при ней фитилёк. Так что светильник мог даже гореть – только не под водопадом и не на подземном ветру. Поразмыслив, Пёс отдал испорченный фонарик Гвалиору, Тиргею же надел на голову свой собственный.
– А ты? – вздохнул аррант.
Венн хмыкнул:
– Ты встречал хоть одну собаку, которая бы не видела в темноте?
Подъём вдоль прыгающего по скалам потока, озёра, вынуждавшие пускаться вплавь, леденящие струи водопадов… Время остановилось. Так, как остановилось оно для вмороженной в лёд головы смелого Кракелея. И для Каттая, навеки оставшегося любоваться бирюзой смертоносного озера… «Рано или поздно всё кончится, – убеждал себя Тиргей. И сам себе не верил. – Во имя шлема Посланца, оплавленного силой страстного поцелуя!.. Неужели когда-то бывало, что я жаловался на жару? Неужели солнце казалось мне слишком жгучим, меховое одеяло – удушливым, а благодатные угли очага – слишком обильными?.. О Вседержитель, что же Ты вовремя не остерёг недоумка, не выучил ценить тепло и уют…» Ему уже случалось испытывать это ощущение, когда холод проникает внутрь тела столь глубоко, что кажется – выгнать его оттуда уже не удастся до смертного часа. Тиргей помнил: прежде на смену убийственному холоду обязательно приходило тепло, и зубы медленно, постепенно, но всё-таки переставали стучать. «Но на сей раз этого не будет. Не будет…»
Раньше он был полным сил, крепким и закалённым мужчиной. Он лазал в пещеры, считавшиеся недоступными, и выходил победителем. Четыре года на руднике без остатка выели эту крепость. Поджарое молодое тело уподобилось иссохшему старческому. Да ещё покалеченная нога… Ох, эта нога. От холода и чрезмерных усилий он совсем перестал её чувствовать. Не только ступня перестала слушаться, но и колено. Нога подламывалась и скользила. Тиргей повисал на руках, задыхаясь, силясь разогнать радужные круги перед глазами.
«Нет, до похода в Колодец я всё-таки годился на большее. Я мог согреться работой. А теперь не могу…»
Аррант пытался думать о свободе, обещанной там, впереди. Все четыре года на каторге он был готов совершить невозможное, только чтобы обрести её снова. И вот теперь до неё оставалось всего лишь двадцать два подъёма под водопадами… Нет, уже не двадцать два, меньше! Сколько-то они прошли, но он давно сбился со счёта. Потом отвесная пропасть, подземный пожар и лаз-шкуродёр. Совсем недавно Тиргей воскликнул бы – и только-то?.. Есть о чём говорить!!!