Становой хребет

Только к вечеру выбрался к весёлому ручейку, скачущему вниз по обомшелым камням. Но дальше Егор не пошёл, уморился в дебрях до сонливого отупения. Тут же выбрал место для ночлега, запалил костёр.

Пожевал полусырой оленины и уснул без памяти. К утру окоченел от холода, подбросил, не вставая с пригретой подстилки, дровишек в огнище. Мамай недовольно поглядел на мешающего спать хозяина.

А такой хороший сон оборвался, будто убили они жирного сохатого и наелись вдоволь парного мяса. Пёс сглотнул слюну и затих, лихорадочно вспоминая, где же лежит та гора пахучей и сладкой сохатины.

Глухо и тоскливо взвыла тайга и мгновенно утонула в белой коловерти бурана. Испуганно заскулил Мамай, впервые увидевший снег. Егор торопливо рубил стланик и наспех вершил балаган в затишке скалы. Обтянул каркас куском полога сверху и натаскал сухих дров.

Знал он по минувшей осени, что эта свистопляска скоро не кончится. Нужно переждать. Озябший и мокрый, схоронился в балаган, распалил костерок. Набил котелок свежим снегом. С хряском падали деревья, катились сорванные с осыпи камни, и чертячьим посвистом пугала метель.

Тёплый воздух слабо колыхался в шалаше, вытаивая из просвечивающейся кровли капли воды. Снег валил и валил, скрывая от глаз Егора кусты голубики с ягодами, колодины и ямы. Спал Быков урывками, правил костёр, задыхаясь от дыма.

И воспринял с безрадостной усталостью мутный рассвет. Буран не утихал. Следующей ночью вызвездило и ударил крепкий морозец. Егор распалил костёр побольше и успокоено уснул. Утром бодро вылез из балагана, осмотрелся.

Всё затаилось вокруг: ни голосов птиц, ни шума ручьёв. Он шагнул в зыбучую белую пернову и тяжело двинулся вниз по распадку, разгребая коленями тропу. В иных местах снег обволакивал до пояса, и вскоре путник взмок от ходьбы.

Измотался за несколько дней пути до угарного безразличия, но ориентир держал верный. Не дозволял себе расслабляться и плутать соблазнительными тропами сохатых и диких оленей. Шёл напрямик к далёкому трезубцу. К берегу знакомой речки выбрался уже на пределе сил. Она ещё не замёрзла.

Не разуваясь Егор перебрёл через ледяную струю и вскарабкался на обрыв. Спешно достал из сидора новые торбаза, сшитые Лушкой, и переобулся. Расквашенные и порванные в дороге олочи повесил на сук дерева.

Вдруг да кому пригодятся. По его расчётам, изба была недалеко. Ноги на ходу вскоре согрелись, и в сумерках он увидал крышу раскольничьего убежища.

Ни дымка, ни людских следов, пустынная и мёртвая белизна вокруг. Егор брёл через поляну, тяжело опираясь на палку и уже не чуя одеревеневших ног. Слипались глаза от непомерной усталости, хотелось только одного спать.

Дверь избы Быков открыл с трудом, столкнув ногой с порога сугроб, и протиснулся в сени. Прошёл в избу. Достал завернутые в бересту серники, чиркнул.

Глянули с икон и складней черноликие старцы. Скиталец выдернул из подвешенного пучка лучину и зажёг, воткнул её в паз меж брёвен. Огляделся пристальней.

Сизый иней драгоценными каменьями сверкал в бликах огня на потолке, да скрёбся в двери и поскуливал голодный Мамай. Егор взял пучок лучин и пошёл в баню, решив там согреться, выспаться до утра. С трудом отворил пристывшую дверь и хлебнул заквашенный вонью дух.

Запалил лучину, шагнул в парную и вздрогнул. На верхней полке сидела костлявая и худющая ведьма в отрепьях одежды. Она всхлипывала, что-то бормотала, пронзая безумными угольями глаз пришельца.

У входа стояла наполовину пустая бочка с брусникой, по стенам висели низки сушёных грибов и трав. На подоконнике стояла оплывшая сальная свеча. Егор поджег её толстый фитиль лучиной. К огню сверглась дрожащая от холода старуха и сунула в трепетное пламя скрюченные пальцы.

— Изги-и-инь, антихрист, чуть внятно прошепелявили её вваленные губы, а рука метнулась в кержацком крестном знамении, диавол, изгинь!

— Тихо, бабка, я сам еле живой, — ответил Егор зачужавшим голосом, — пойду за дровами.

— Многия муки грешная душа перетерпеша, — вдруг зашлась она в бесслёзном рыдании, — Елисей к мирским подался иль мощам святым в дальнии скиты молиться. Кинул меня, яко блудну овцу. Послала владычица миром простица в образе человека — она клещом вцепилась в рукав Егора и зачастила пуще прежнего, проклиная старика, бросившего её одну в страшной тайге.

Егор кое-как вырвался, принёс дров и растопил каменку. Набил снега в котёл и, когда вода согрелась, вывел старуху в предбанник, содрал с себя одежду и вымылся. Отошедшие в тепле ноги болезненно ныли. Пальцы на них распухли и покраснели.