А ты пребудешь вечно

Майк встал и оделся. Он поцеловал ее, стараясь, чтобы этот поцелуй был только нежным, но поцелуй получился страстным, поскольку Майк ничего не мог с этим поделать. И он был вознагражден ее поцелуем, таким долгим и жадным, как и его собственный. Вердену пришлось удовлетвориться этим. Этим и смятым шифоновым шарфом, который он подобрал, выходя из комнаты.

Вот если бы в его бунгало никого не оказалось, размышлял Майк, подъезжая к дому. Хотя бы на сегодняшний вечер, виновато сказал он себе. Если бы только Берден мог прийти в пустоту и отдохновение, свободный от осторожных претензий Грейс, и воздушных замков Пат, и математики Джона. Но если бы его ждал пустой дом, он бы вообще в него не поехал.

Грейс говорила, что хочет обсудить с ним что-то. Такая перспектива казалась столь безотрадной и нудной, что ему стало тошно от одной только мысли об этом. Ну почему надо дважды испытывать мучения? Он прижал душистый шифон к своему лицу, чтобы успокоиться перед тем, как войти в дом, но вместо успокоения это вызвало у него только сильное желание.

Его сын согнулся над столом, неуклюже держа компас.

— Морда, — сказал он, увидев отца, — сказал нам, что «матема» означает знания, а «патема» означает страдания, тогда, по-моему, они должны были называть этот предмет «патематика».

Грейс засмеялась как-то слишком фальшиво. Она пылала, как заметил Берден, словно была возбуждена или охвачена каким-то беспокойством. Он сел за стол, аккуратно начертил график для Джона и отправил его спать.

— Я и сам хочу сегодня пораньше лечь, — мечтательно сказал Берден.

— Удели мне всего минут десять, Майк. Я хочу… я хотела бы кое-что тебе сказать. Я получила письмо от одной подруги, девушки… женщины… с которой я вместе стажировалась. — Грейс теперь говорила очень нервно, и это было так не похоже на нее, что Берден слегка забеспокоился. Она держала это письмо и, видимо, готовилась уже его показать, по передумала и стояла, стиснув бумагу с текстом в руке. — У нее появились кое-какие деньги, и она собирается открыть частную лечебницу и… — Грейс торопливо договорила: — Она приглашает меня к себе.

Берден уже собирался произнести банальное «О да, это отлично», как вдруг вдумался в эти слова, и тут до него дошел истинный смысл сказанного. Его потрясение было слишком велико, чтобы думать о какой-то вежливости и осторожности.

— А как же дети? — спросил он.

Она ответила не сразу. Она тяжело села, будто какая-нибудь усталая старуха.

— Как долго, по-твоему, я должна оставаться с ними?

— Я не знаю. — Он беспомощно махнул рукой. — Пока они не смогут сами себя обслуживать, наверное.

— И когда наступит это время? — Она разозлилась, и ее нервозность утонула теперь в возмущении. — Когда Пат исполнится семнадцать, восемнадцать? А мне будет сорок.

— Сорок — еще не старость, — тихо сказал ее зять.

— Возможно, для женщины, у которой есть профессия, сделана карьера. Если я останусь здесь еще на шесть лет, мне придется оставить мысли о карьере. В лучшем случае я смогу мечтать о работе медсестры в каком-нибудь провинциальном госпитале.

— Но дети, — снова сказал оп.

— Отправь их в школу-интернат, — решительным тоном сказала она. — В физическом плане уход за ними будет не хуже, чем здесь, а что касается другой стороны их жизни — что хорошего я могу дать им одна? Пат вступает в тот возраст, когда враждебно воспринимают мать или того, кто ее заменяет. Джон никогда не был ко мне особенно привязан. Если тебе не правится идея со школой-интернатом, переведись в Истборн. Вы сможете жить там все с мамой.

— Ты так неожиданно вылила это на меня. Согласна, Грейс?

Грейс едва не плакала.

— Я только вчера получила это письмо от Мэри. Я хотела поговорить с тобой вчера, я умоляла тебя прийти домой.

— Бог мой, — сказал он, — ну кто бы мог подумать. Я считал, что тебе здесь нравится, думал, что ты любишь детей.

— Нет, ты так не думал, — горячо сказала она, и неожиданно ее лицо стало таким же, как у Джин, страстным и негодующим, во время их редких ссор. — Ты никогда не задумывался обо мне. Ты… ты попросил меня приехать сюда и помочь тебе, а когда я приехала, ты превратил меня в какое-то подобие воспитательницы в приюте, а сам стал важным заведующим, который снисходительно навещает бедных сироток пару раз в неделю.

Он не собирался отвечать на это. Он знал, что это истинная правда.