16  

На том порешили. Ночью засел Кий с молоточком на берегу. Стал глядеть, как плывет над омутом Месяц, плывет высоко, куда выше прежнего, стыдится грязных пятен на серебристом лице, да и побаивается… совсем было засыпать начал кузнец, когда вдруг забурлило в омуте, закипело — и точно, побежали к берегу две волны, одна за другой, прямо на Кия. Обождал Кий, нацелился — да как хватил молотом по первой волне!

Что тут стало! Взвыл кто-то дурным голосом так, что долго еще гудело по лесу. И вроде бы выскочил из воды препротивный, обрюзглый голый старик, в тине весь, с длинной растрепанной бородой и рачьими глазами… убежал куда-то, шлепая перепончатыми лапами, а впрочем, в потемках-то много ли разглядишь.

Вышел старый Омутник на берег, начал благодарить Кия:

— А пуще всего за то спасибо тебе, кузнец, что помощничка сюда не привел…

Прямо по имени так ведь и не назвал — боялся.

БАННИК

А все-таки и Перуну в то лето, что он работал у Кия и не появлялся на небе, досталось раз явить свою силу.

Был у Кия сосед — брат троюродный, и у соседа баня. А в бане, как всегда водится — банный дух, Банник. И за что-то невзлюбил этот Банник соседову молодую жену. Уж она и веничек ему оставляла, и воду, и добрый пар — все равно: едва она за мытье, непременно плеснет на ногу кипятком, либо горячий камень расколет, так в нее и метнет. А один раз вовсе чуть не сгубил: ухватил — сила-то немереная, даром что ростом не вышел — да и начал затаскивать меж стеною и каменной печкой, жечь почем зря, кожу сдирать. Хорошо, на крики жены вовремя подоспел муж-крепыш, отстоял, вынес еле живую, насилу водой отпоил.

Зашел как-то этот сосед в кузницу Кия полюбоваться работой да починить ножницы овечьи. И обмолвился в разговоре, какие недобрые дела у них повелись. И обереги, мол, не оберегают. А хлеба краюшку злому Баннику положили — и ту не принял, всю перемял, истоптал… Этого уж Перун, качавший молча меха, стерпеть не сумел.

— Хлеб истоптал? — спросил негромко, но по стенам зазвенели молоточки, сверла, подпилки. Отошел от мехов, и сосед вытаращил глаза: меха продолжали качаться, ибо внуки Неба-Стрибога, быстрые Ветры, во всем слушались Бога Грозы и помогали ему. Откуда же мог знать Киев родич, какой такой черноволосый молодой исполин ходил в работниках у кузнеца. Все его, молчаливого, называли Тархом Тараховичем или просто Балдой, то есть

Большим Молотом, а дальше не любопытничали.

— Эта служба как раз для меня, — молвил Перун. И помстилось соседу, что волосы его заклубились грозовой тучей, а в глазах заплясали синие молнии, и глухо пророкотало где-то вдали. Испугался землепашец, не хуже ли еще Банника окажет себя этот Балда… но делать нечего, заварил кашу, расхлебывай.

В тот же вечер, не мешкая долго, истопили баню. Жена соседа показалась с мужем в предбаннике, потом тихо вышла, а Перун шагнул внутрь. И сосед, желая позлить Банника, еще крикнул следом, как сговорились:

— Шевелись там, жена!

Уж очень Банник не любит, когда кого-то торопят. Тотчас плеснул он в вошедшего целый ковш вареной воды, ждал крику, но где там! Может ли кипяток повредить Богу Грозы, родному брату Солнца, родному брату Огня! Он из горна поковки голой рукой под молот бросал и держал крепче клещей. Не успел опомниться Банник, как ухватило его что-то — а что, не понять, лишь два глаза во тьме и в глазах свирепое пламя! Как начало макать голого в крутой кипяток да и мыть им, что ветошкой, полки, стены и пол! Как начало прямо над каменкой воду из бороды выжимать!..

Сосед с женою в предбаннике напугались, выскочили наружу: решили — сейчас баня развалится, раскатится по бревнышку. Но нет. — Будешь кипятком шпариться? — спросил Перун Банника, когда тот и вопить уже перестал, всхлипывал только. — Будешь камни кидать? За горячую печку будешь утаскивать?

— Не буду!.. — заверещал Банник, засучил кривыми короткими ножками. — Ой, не буду, только помилуй!

— А хлеб пинать?

— Не буду, бородою клянусь, пусть с нее вся плесень отмоется!

Выпустил Перун Банника и молча ушел, так и не показавшись. Да тот и не больно смотрел, был рад-радешенек, что уцелел. Долго потом сидел тише воды, ниже травы, скуля, зализывал ссадины и все думал, кто же это с ним справился? Да еще и клятвой связал?.. Ничего не придумал — навыкнув шпарить исподтишка кипятком, ума палату не наживешь. А потом как-то в сумерках увидал хозяйскую серую кошку, приметил, как сверкнули ее глаза

  16  
×
×