Головорез

Трикотажный Берет проследил за взглядом девушки и злобно уставился на Соломона. Соломон отвел глаза. Сегодня вечером ему не до мужских разборок. Он все еще слишком взвинчен из-за того, что Шеффилды сваливают вину на него. Как всегда.

Половина жизни, отравленной их враждебностью, промелькнула в сознании Соломона. Братья Шеффилды уже выросли, когда его мать пришла на работу к Дональду, но они всегда видели в Соломоне угрозу. Потому, возможно, что Дон так явно выделял Роуз. Когда она погибла и Дон оставил Соломона при себе, его сыновья затаили злобу. Жить с этой неприязнью было тяжеловато, и Соломону все труднее становилось сдерживать свой гнев, делать то, чего от него ждали, и говорить: «Да, сэр».

Обычно он старался не думать о своей матери и Доне и о том, что могло между ними быть. Они со стариком никогда на эту тему не говорили. Однако Соломон знал, что именно сильное чувство Дона к его матери открыло перед ним двери дома Шеффилдов. Он уже давно отработал свое пропитание, быть может, даже заслужил право считаться членом семьи. Но Крис и Майкл никогда этого не допустят. Избалованные ублюдки.

Соломон допил пиво и заказал еще, надеясь, что холодный напиток остудит его изнутри.

Он поднял глаза и обнаружил, что темноглазая женщина по-прежнему смотрит в его сторону. На лице Трикотажного Берета зарождалась буря. Соломон отвел взгляд. Выпил еще пива. В зеркале бара он увидел, что Трикотажный Берет встал с табурета. Девушка схватила его за руку, но он вырвался — похоже, без больших усилий — и направился к Соломону.

Вот черт. Только не сегодня, парень.

Табурет справа от Соломона пустовал, и Трикотажный Берет встал рядом. Он стоял вплотную к Соломону, дожидаясь, пока тот обратит на него внимание. Соломон смотрел прямо перед собой.

— В чем дело? — спросил парень. — Почему ты строишь глазки моей девушке?

Соломон вздохнул, но промолчал. Может, парню наскучит, и он уйдет.

— Я с тобой говорю, придурок.

Девушка самодовольно улыбнулась. Она получила, что хотела. Вечер еще может стать памятным.

— Эй. — Парень ткнул Соломона пальцем в плечо. — Я с тобой разговариваю.

Соломон повернулся к нему и, не повышая голоса, произнес:

— Ты совершаешь ошибку.

Трикотажный Берет выдвинул вперед челюсть:

— Это ты совершаешь ошибку. Пялишься на мою девушку.

— Послушай меня, — совсем негромко сказал Соломон, — у меня плохое настроение. Если ты заставишь меня выместить его на тебе, ты останешься калекой. Понял?

Парень выпятил грудь, но Соломон заметил промелькнувшее в его глазах опасение.

— Подумай о будущем. Ты же не хочешь думать, оглядываясь назад: «Именно в тот день моя жизнь пошла псу под хвост. Я мог бы оставить того парня в баре в покое. Но я лез на рожон. Даже после того, как он меня предостерег».

Трикотажный Берет часто заморгал. Нижняя губа у него задрожала. Соломону нужно было дать ему возможность с честью выйти из положения.

— Да ладно, я тебя слышу, — сказал он громче. — Я все равно ухожу.

Он допил пиво и поднялся. Парень посторонился. Их взгляды встретились, и Трикотажный Берет сразу поумнел. Он вернулся к своей девице, которая так и сидела на высоком табурете, довольная, как кошка. Она пялилась на Соломона, когда он шел мимо нее к выходу, надеясь подлить масла в огонь. Но ее дружок занимался своим пивом.

Соломон глотнул прохладного вечернего воздуха и опустил плечи, пытаясь снять напряжение. Ему нужно было убраться с оживленной улицы, прочь от людей, прежде чем он на ком-то сорвет свою злость. Сейчас уже наверняка можно было без опасений вернуться в квартиру у парка Лафайет. Крис и Майкл, без сомнения, разъехались по домам. Дональд спал. Соломону и самому не помешает отдохнуть.

Он дошел до угла и посмотрел вверх, на восемь кварталов кручи, с которой он спустился, чтобы добраться до Юнион-стрит. Подъем наверх займет полчаса и, пожалуй, потребует специального снаряжения. Соломон нажал кнопку быстрого набора на своем телефоне и попросил ночную группу безопасности прислать ему машину для подъема на холм.

Потачка себе. В чем-то он был так же избалован, как братья Шеффилды. Деньги Дона устраняли любой дискомфорт. Работа на него давала роскошь и власть.

Соломон, без сомнения, будет по ним скучать, когда лишится их.

Глава 28

Утром в среду Дональд Шеффилд сидел в столовой в своей квартире в Сан-Франциско, в открытые окна задувал прохладный ветерок. Гул городского транспорта напоминал монотонный шум океанских волн, и время от времени с Калифорния-стрит доносился звон трамвая.