Головорез

Сам кабинет — чуть больше приемной — был с трех сторон стиснут плотно заставленными книжными полками и освещался одним крохотным, с матовым стеклом окошком. На полу лежал тонкий вытертый ковер, но письменный стол и другая мебель — из полированного тикового дерева — явно перекочевали сюда прямиком из выставочных залов ИКЕА.

Это все, что успел заметить Соломон, прежде чем его взгляд приковала к себе сидевшая за столом женщина. Газетная фотография не воздала должного ее внешности. Черты лица у нее были идеальными, кожа — золотисто-медовой, а тело — пышным во всех нужных местах.

Лусинда Крус встала и через заваленный бумагами стол пожала Соломону руку. Одета Лусинда была в узкую черную юбку и шелковую небесно-голубую блузку. Черный, как юбка, жакет висел на спинке стула. Соломон, должно быть, задержал ее теплую ладонь в своей дольше, чем следовало, потому что женщина улыбнулась, сверкнув ослепительно-белыми зубами.

Соломон почувствовал, как у него вспыхнули щеки. Он выпустил ее руку и сел на стул, на который она указала. Толстую пачку судебных документов он так и держал в руке, и положить их было некуда, поэтому Соломон пристроил их на колене.

— Знакомые бумаги, — заметила Лусинда.

— Мое летнее чтение.

— И как вам нравится?

— Завязка слабовата, но мне не терпится узнать, какой будет концовка.

— Мне тоже. — В ее темных глазах заплясали веселые искорки. — Полагаю, что ваш приход сюда — новый сюжетный ход?

— Вам известно, кто я?

— О да. Моя клиентка очень высокого мнения о мистере Соломоне Гейдже. Она говорит о вас так, будто вы ее новое увлечение.

— Она замужняя женщина.

— Ненадолго.

Соломон усмехнулся:

— Она не в моем вкусе.

— Вам не нравятся красивые, богатые женщины?

— Богатые?

Лусинда Крус глянула на стопку бумаг у него на колене:

— Она станет очень богатой.

— Может быть. Но на это уйдут годы.

— Вы так думаете?

— У Шеффилдов уйма юристов, — сказал он. — Они вам не уступят.

— Тем интереснее.

— Для вас — возможно. Но как же Грейс? Она готова к продолжительному судебному бою? Неприятному разводу? Вниманию средств массовой информации?

Улыбка Лусинды Крус погасла:

— У Грейс больше сил, чем может показаться. А случившееся сегодня утром только укрепляет ее позиции. Мой ассистент в настоящее время находится у нее дома, беседует с ней, фотографирует. Он говорит, что у Грейс вся щека — один большой синяк.

— Ого!

— Насколько я понимаю, вы свидетель. Приготовьтесь к вызову в суд для дачи показаний.

— Вообще-то я не видел, как он ее бил.

— Вы не дали ему ударить ее еще раз. И за это Грейс вам благодарна.

— Не могли бы вы обе в знак признательности не впутывать меня в это дело? Это может стоить мне моей работы.

Лусинда Крус улыбнулась:

— И не надейтесь. Предполагаю, что ваша дальнейшая работа все равно под вопросом. Если вас за что и уволят, так это за избиение Майкла Шеффилда.

Что он мог сказать? Она была права.

— Для меня, — продолжала Лусинда, — сегодняшний инцидент — всего лишь последний штрих в картине насилия.

— Он и раньше ее бил?

— Он оказывал давление другими способами. Мужчины Шеффилды считают, что могут командовать жизнями всех окружающих. Они думают, что имеют право третировать всех вокруг. Я собираюсь доказать, что не могут.

— Похоже, вы рветесь в бой.

— Именно так говорят мои противники.

— Значит, вот кто я? Ваш противник?

— Вы работаете на Шеффилдов. Следовательно, мы в разных командах.

— Даже несмотря на то, что я ударил Майкла?

— Одним тычком кулака жизнь не перекроишь.

— Тычков было три.

Лусинда сложила перед собой пальцы домиком. Она разглядывала его с чертовски довольной ухмылкой, и Соломон не мог сказать, о чем она думает. Проклятье, как же она красива.

— Вам не победить, — сказал он. — Семья откупится.

— Они не смогут купить суд.

Соломону хотелось сказать ей: «Не обольщайтесь. Дону уже случалось подкупать судей». Но это значило бы открыть слишком много. Он сказал:

— Они раздражены тем, что вы лезете в их финансовые дела.

Лусинда подперла подбородок, словно пытаясь спрятать за пальцами новую улыбку.

— Они бы выделили Грейс большое содержание, чтобы замять дело. Но, если вы станете давить, она вообще ничего не получит.