Возмещение ущерба

Мейерс любезно и с изяществом одарил ее рукопожатием.

— Здравствуйте, мисс Хилл. Благодарю вас за вашу поддержку и за то, что вы удостоили меня посещением в этот вечер.

Дана улыбнулась, хотя прикосновение руки Мейерса вызвало у нее отвращение.

— Для меня находиться здесь высокая честь и огромное удовольствие, сенатор Мейерс.

Пара перед ней на секунду замешкалась. Элизабет Адамс чему-то засмеялась — смех был громкий, звучный, горловой. Мейерс покосился в сторону, слева от Даны.

— Скажите только, как случилось, что такая красивая женщина приехала одна, без сопровождения?

Дана опять улыбнулась:

— Боюсь, что виною тут грипп.

— Прискорбно слышать, и тем более я вам благодарен, что приехали. Надеюсь, что вечер доставит вам удовольствие и что он ознаменует собой начало больших перемен.

Высвободив правую руку, Мейерс повернулся к Элизабет Адамс. Когда он представлял ей Дану, она все еще смеялась. Улыбка ее не погасла, и в глазах, когда муж назвал фамилию Даны, не отразилось узнавания.

Дана прикидывала, что могло произойти. Может быть, Уильям Уэллес каким-то образом ошибся? Нет. Ведь они подослали к нему убийцу. Значит, он делал серьги для Мейерса. Когда Мейерс отвернулся, приветствуя следующую пару, Дана опустила левую руку, приоткрывая висевшую в декольте серьгу.

— Привет, Элизабет! — Такое неофициальное приветствие попало в точку.

— Добрый вечер. Разве я…

Дана легонько тронула висевшую в декольте серьгу.

— Такая прелесть — эти серьги…

Взгляд Адамс скользнул мимо Даны, переметнувшись к ее затылку. Улыбка исчезла, сменившись неопределенным оскалом.

— Замечательным художником был этот Уильям Уэллес. Я так понимаю, что серьги эти — единственные в своем роде.

Лицо Адамс вытянулось и застыло. Боковым зрением Дана уловила взмах правой руки Роберта Мейерса — знак, что он окончил приветствовать следовавшую за ней пару и сейчас препроводит ее к жене. Дана повернулась.

— Джеймс — это мой брат, — тихо сказала она и отошла дальше в череде гостей.

Одетые во фраки мужчины и женщины — оркестранты городского симфонического оркестра — играли на подиуме, освещенные мягким светом люстр, и звуки музыки мешались с гулом голосов и обрывками разговоров. Белоснежные столы и кресла — белые с золотом — расставлены вокруг паркетной площадки для танцев. Над площадкой натянута усыпанная конфетти сетка с укрепленными на ней черными и белыми воздушными шарами — в нужный момент шары эти должны были взвиться вверх. Мужчины и женщины в белых куртках скользили между гостей, разнося подносы, уставленные бокалами с шампанским и блюдами различных закусок. Хрустальные люстры струили мягкий свет, не затмевая горящих на столиках свечей. Зал был переполнен, каждое место в нем стоило пять тысяч долларов — очередное пожертвование, призванное подтолкнуть демократов в их усилиях продвинуть своего кандидата в президенты. Перед всеми на возвышении располагался изысканно украшенный стол сенатора, его супруги и немногих избранных гостей. Безукоризненную элегантность нарушала лишь трибуна с микрофоном.

Дана бродила в толпе, узнавая лица, знакомые ей по газетам, журналам, мелькавшие на теле- и киноэкранах. Она прихлебывала шампанское в уголке возле вазы с папоротниками неподалеку от череды гостей, откуда ей хорошо была видна Элизабет Адамс. Адамс, казалось, было не по себе, она напоминала танцовщицу, нетвердо знающую последовательность движений. Улыбка на ее лице больше не выглядела лучезарной — в ней чувствовалась натянутость, неуверенность. Взгляд ее блуждал, она словно искала кого-то в толпе. От Роберта Мейерса, по-видимому, не укрылось состояние жены. В паузе между представляемыми он, повернув голову, шепнул что-то ей на ухо.

Адамс кивнула, коротко, еле заметно, после чего стала выполнять положенное с большим усердием. Но ненадолго.

Дана продолжала обдумывать ситуацию. По изумленному выражению лица Элизабет Адамс, когда Дана упомянула имя Уильяма Уэллеса и показала ей серьгу, можно было понять, что она не подозревала о пропаже. А это означало, что одна из серег на ней — подделка. Каким-то образом Роберт Мейерс узнал, что жена оставила серьги в доме Джеймса Хилл а, и Бутер послал туда Кинга и Коула забрать их, но те не сумели выполнить задание. Мейерсу пришлось срочно заказать дубликат, чтобы скрыть пропажу парной серьги до того, как Бутер отыщет оригинал. Все было устроено так, чтобы уничтожить малейшие сомнения в том, что смерть Джеймса Хилла могла явиться чем-то иным, нежели злодейским поступком грабителей, неожиданно застигнутых на месте преступления.