Властелин суда

В голове Слоуна пронеслись слова, сказанные им матери Эмили Скотт, и он почувствовал стыд.

Пик обошел массивное кресло, опираясь на его спинку, словно удерживая тем равновесие.

— Я не могу изменить того, что было сделано тридцать лет назад, мистер Слоун.

— Разумеется. Но что случилось неделю назад, изменить вы могли.

— Вы не знаете того, что знаю я, того, что я знал и раньше. Вы не сидите в моем кресле. Вы не имеете права меня судить.

— Ошибаетесь, — сказал Слоун. — Сегодня вечером я как раз сижу в вашем кресле. И потому сужу вас.

Пик поднес ладони к губам и наклонил голову, словно в беззвучной молитве.

— Эти переговоры важнее наших разногласий. У нас есть возможность уменьшить, а в перспективе и искоренить нашу зависимость от ближневосточной нефти и покончить со всеми сопряженными с этим проблемами.

— Не выйдет, мистер Пик. Ваше прошлое в конце концов нагнало вас, и на сей раз вам не убежать, и отец ваш вас не спасет. И отдать спасительный приказ вы тоже не сможете. Вы в западне. Вы рассердили ОПЕК, и если вы не вернете нефтяным компаниям мексиканский рынок, они вас изничтожат. Пути к отступлению у вас нет. Вам надо присутствовать на саммите, иначе вы лишитесь своего поста. Но в данный момент это наименьшая из ваших трудностей.

Пик допил бренди, сделав последний глоток.

— Охраны там будет больше, чем когда-либо. Этому человеку и на милю не приблизиться к Белому дому.

— Если б вы и вправду так считали, я сейчас не вел бы с вами беседу.

Кадык Пика дернулся как поплавок.

— И вам известно, кто он, этот Эль Профета?

Слоун не ответил.

— Вы что-то хотите за это?

— Право, не много. По сравнению с тем, что поставлено на карту. Вы разрушили мою жизнь. Я собираюсь разрушить вашу. Бывают времена, когда ради блага страны, ради многих надо пожертвовать несколькими. Я тоже, как правило, этому не следую, мистер Пик. Условия я вам изложил.

Пик покачал головой.

— Я этого не сделаю.

Слоун повернулся и направился к двери.

— В таком случае завтра к полудню вас не будет в живых.

88

В десять утра Розовый сад согрело теплое солнечное сияние. Сотрудники секретной службы заняли свои места на крышах окрестных зданий и на всей территории Белого дома; с ними были собаки, натасканные на то, чтобы чуять взрывчатку. Служащие расставляли стулья и наводили последние штрихи в убранстве трибуны, на которую должны были подняться важные сановники. Машины, припаркованные в радиусе шести кварталов, были отбуксированы; все люки задраены. Аккредитации двухсот пятидесяти виднейших журналистов подверглись скрупулезной проверке.

На другом конце города из хорошо охраняемого вестибюля закрытого отеля вышел и заковылял по бетонной дорожке Мигель Ибарон, идя к ожидавшему его автомобилю. Несмотря на бессонную ночь, он чувствовал спокойствие и бодрость. Он откинулся на кожаное сиденье, и на него нахлынули воспоминания — вся его жизнь проносилась мимо. Вспомнилась минута — уже тридцать лет пронеслось с тех пор, — когда он раздвинул заросли и, выйдя, обнаружил одни трупы; он вспомнил, как поклялся в тот день на крови убитых, что не умрет, не отомстив человеку, совершившему это злодеяние.

И вот день настал.

Сегодня Роберт Пик умрет.

Он сдержал слово.

Чувствуя, что пора, Ибарон стряхнул с себя воспоминания и взглянул на часы. Прошло полчаса с тех пор, как они отъехали от отеля, — время достаточное, чтобы прибыть в Белый дом, даже с поправками на ожидаемые проверки. Он посмотрел в окно, но места были незнакомые. Он наклонился вперед и, нажав кнопку внутреннего телефона, сказал в стеклянную перегородку, отделявшую его от водителя:

— Почему так долго?

Водитель не ответил. Ибарон опять нажал кнопку.

— Почему так долго, шофер?

Ответа не последовало.

Он тихонько постучал в перегородку набалдашником трости.

Водитель не реагировал. Лимузин свернул на другую автостраду.

Ибарон отстегнул ремень безопасности и постучал в перегородку уже посильнее. Но ответа по-прежнему не было. Он тронул дверную ручку. Изнутри дверь не открывалась. Он попытался опустить стекло в окне. Стекло не двигалось. Его охватила волна тревоги.

Что это?

Он с силой стукнул золотым набалдашником по стеклу перегородки. Оно чуть подалось, но не разбилось.

— Где мы? — вскричал он. — Ответьте! Меня ждут на церемонии. Меня будут искать.