Те же и Скунс

– Я вот паспорт пойду получать, – сказала Анютка, когда поднимались на лифте. – Можно сделать, чтобы там меня Антоновной записали? И Меньшовой?

В дальнейшем Лене пришлось делать кое-какие подсчёты, и по этим подсчётам выходило, что их с Антоном долгожданный общий ребёнок был обязан своим зарождением тому весеннему вечеру. Уж очень родными друг другу почувствовали себя супруги Меньшовы, когда уложили дочек спать и остались наедине…

В новостях периодически сообщали о заказных убийствах, о взрывах квартир и похищениях бизнесменов, но Лена долго считала, что к Антону все эти ужасы не могут иметь никакого касательства. Он почти не говорил дома о делах и ни словом не упоминал о физической угрозе, с которой в России неизбежно связано любое серьёзное предпринимательство. Он вообще был удивительно скуп на эмоции во всём, что не касалось отношений с домашними.

Потом однажды Лена услышала, как от души хохотали охранники, обсуждая какое-то забавное происшествие. Когда она поинтересовалась, в чём дело, ребята страшно смутились и замолчали. Лена пригрозила выяснить у «командира»; тогда охранники раскололись и под большим секретом поведали ей о ночном нападении на магазин. В их устах эпопея выглядела абсолютно комической, а бандиты – форменными виннипухами, неспособными отличить уширо от йоко. Лена кормила прожорливую ораву яичницей и смеялась вместе со всеми, но по зрелом размышлении молодой женщине стало не по себе.

А спустя ещё время Антон вернулся из офиса каким-то очень уж не таким. «Ничего не случилось, просто устал», – успокоил он взволнованную жену. Однако любящую женщину не обманешь. Было ясно, что он получил известие, даже его умудрившееся выбить из колеи. И само собой вспомнилось, что квартира и ещё многое было почему-то оформлено не на него, а на неё и на дочек. А остальное – завещано. Хотя, если по уму, Антону в его тридцать восемь да при железном здоровье о смерти даже и отдалённо думать не полагалось…

Меньшов редко смотрел телевизор, предпочитая свои, более надёжные источники информации. Развлекательные программы его мало интересовали, а на политических обозревателей с их репортажами о подковёрных баталиях в коридорах власти у него была натуральная аллергия. Однако в тот дождливый летний день, приехав домой, он первым долгом ткнул кнопочку «Панасоника» и включил петербургский канал. Когда комментатор дошёл до убийства Сергея Петрухина, директора пресловутого «Балт-прогресса», Лена увидела, что Антон начал постукивать пальцами по столу.

В таком состоянии она до сих пор видела мужа всего однажды. На самой заре их супружества, в девяносто втором, когда они отправились на тогда ещё мало обжитые россиянами Канары. В тот раз Антон ничего не стал ей объяснять. Она знала, что и теперь ничего от него не добьётся.

Она молча подсела к нему и обняла его, сперва осторожно, потом – так, словно его у неё вот-вот собирались отнять. Антон глубоко вздохнул, отгоняя очень тягостные мысли, и тоже обнял её.

Шведский херр и другие

Трудно объяснить, по каким признакам мы безошибочно распознаём в питерской толпе иностранцев. По одежде? Лет двадцать назад это, пожалуй, работало, но теперь и наш народ тоже через одного в «тамошнем». По неуловимо чужой манере двигаться, по долетевшим отзвукам сугубо импортной речи, которую уже воспринял слух, а сознание ещё не успело зарегистрировать?..

Виталий Базылев бывал в Стокгольме несколько раз. Помнится, в их с Мишкой самое первое посещение шведской столицы он увидел на торговой улице Дроттнинггатан здоровенного «викинга» и только успел восхититься выставочным экземпляром скандинавской породы, когда «викинг» обратился к своему более мелкому спутнику… на чистейшем русском языке.

С тех пор Виталий повзрослел, стал наблюдательней и таких детских ошибок больше не допускал. Ну да и приехавший в «Инессу» господин Моде был, конечно, самый шведский швед, без подмесу. Высокий, русоволосый, брови трогательным «домиком». Короткая бородка (художественная имитация двухнедельной небритости). И очки, выглядевшие так, словно кто взял обычные линзы и распилил пополам, оставив только нижние половинки. Кажется, «у них» это был последний писк. Монс Моде смешно смотрел то сквозь стёклышки, то поверх.

Виталий уже выяснил, что «господину» соответствовало в шведском языке смешное слово: «херр».

Его несколько удивило только одно. Базылев подсознательно ожидал, что такой важный фирмач прикатит на белоснежной «Вольво» какой-нибудь офигенной модификации. Однако тот прибыл на самой что ни есть пролетарской «девятке». И за рулём сидел не шофёр при галстуке и в костюме, а русская девушка-переводчица.