Те же и Скунс

– Кира, поехали, – простонал Снегирёв. – Поехали домой…

Адреналин дотла сгорел в жилах, к левому плечу было не притронуться, и подбирался озноб.

Он снова сидел в своей «Ниве» возле высокой арки, где мокрый снег уже заровнял получасовой давности следы от колёс, и в приоткрытую дверцу со свистом задувал ветер. Присутствие Киры было настолько реальным, что он физически ощущал её рядом с собой. Вот она садится в машину, кладёт на колени сумочку и протирает очки извлечённым из кармана платочком:

«Как хорошо, что ты здесь оказался… Поехали скорей, а то Стаська ждёт…»

И растворяются, не посмев подойти, чьи-то шаткие тени, возникшие было из-за угла…

Алексей протянул руку, но пальцы ткнулись в холодную обивку сиденья. Он судорожно вздохнул, сгорбился и опустил голову на руль, чувствуя, как по щекам текут слезы. Огненный жгут пульсировал в груди возле сердца. Надо, наверное, подъехать к дому с шишечками; быть может, Кира ждёт его там?..

Сильный порыв ветра ворвался в раскрытую дверцу, хлестнув Снегирёва порцией мокрого снега. Алексей выпрямился, как от удара, ощерил зубы и врубил передачу. «Нива» яростно взревела, наполнив узкое пространство под аркой оглушительным эхом, и выскочила на проспект. По идее, со двора надлежало выворачивать только направо, но Снегирёву было решительно на всё наплевать. Взметая облако брызг, «Нива» рванула налево, преодолела пятьдесят метров до перекрёстка с Бассейной, выбралась на нужную полосу и полетела в сторону центра. Наёмный убийца думать не думал ни о какой конспирации, но, на его счастье, поздний час и свирепая непогода полностью вымели с Московского и машины, и пешеходов. Никакие случайные глаза не видели его рискованного манёвра. А с усиленными нарядами милиции он нечаянным образом разминулся.

Возвращение к прошлому

• Где-то у вас соловьи посходили с ума.
• Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз…
• А у меня всё никак не проходит зима.
• А у меня всё метели, снега да мороз.
• Где я прошёл, те дорожки давно замели
• Мёртвые листья да снег над пожухлой травой…
• Белые крылья мелькают в далёкой дали.
• Чёрные крылья – над самой моей головой.

• Я бы поверил своей незакатной звезде.
• Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет.
• Серые сумерки гаснут, едва поредев.
• Серое небо в себя не пускает рассвет…
• С каждой зимою всё больше жестоких потерь,
• Только растёт и растёт неоплаченный счёт.
• Белые крылья всё дальше относит метель.
• Чёрные крылья почти задевают плечо.

• Отсветы гаснут, грядёт окончание дня.
• Кто-то уснёт и увидит волшебные сны
• О негасимой надежде… А здесь у меня —
• Осень да осень. И больше не будет весны.
• Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон?
• Ляжет прямая дорога, светла и чиста…
• Белые крылья скрывает седой горизонт.
• Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят…^[34]

– Шма-Исраэль!.. Без вас тошно!..

Тётя Фира досадливо выключила радио, прекратив выступление «Синяков», и, завернувшись в пуховый платок, снова ушла зябнуть к огромному полукруглому окну, наполовину залепленному мокрыми хлопьями.

Так называемое радио, сменившее начавший заговариваться трёхпрограммник, было хорошим современным музыкальным комбайном, и приволок его в дом, естественно, Алексей. «Смотри, дождёшься, – предрекла по этому поводу Таня Дергункова, когда Алёша опробовал приобретение и понёс в мусорку пустые коробки. – Упакует комнатки, а тебя по башке – и сам жить поселится!»

Вот тут и сказалось тлетворное влияние жильца. Тётя Фира, которая ещё полгода назад только и способна была бы некоторое время «пускать пузыри», а потом скорее всего расплакалась бы у себя на диване, – эта самая тётя Фира мило улыбнулась водочнице и ответила со спокойным достоинством: «Вы, Таня, говорите так потому, что у вас совсем другие знакомые. Не видали вы хороших людей, моя дорогая. Только таких, которые вас чуть что в милицию с потрохами сдадут…» И удалилась по коридору, и Дергункова целых пять минут не могла собраться с мыслями для ответа.

А вот теперь тётя Фира сидела одна в темноте, и ей было страшно. Алёша успел стать неотъемлемой частью её жизни, и мысль, что с ним что-нибудь может случиться, казалась чудовищной и невозможной. Кирочка некогда рассказывала ей о гибели Кости. О том, как ей снился по ночам перевёрнутый и горящий геодезический грузовик и раненый Костя, отстреливающийся из-за колеса… Тётя Фира куталась в тёплый платок (Кирочкин, между прочим, подарок), грела замёрзшие руки в Васькиной лохматой шерсти и смотрела в окно. И перед глазами у неё неотвязно стояло нечто навеянное тем давним рассказом, но только с поправкой на заснеженное шоссе. Ивангород, конечно, неблизко, но сколько можно ехать туда и обратно, если старт был назначен на девять утра?.. Крутой поворот на скользкой дороге… Свалившийся в канаву перевёрнутый грузовик… Алёшина неживая рука, торчащая из-под снега…

---

34 Стихи М. В. Семёновой.