100 великих авантюристов

В 1784 году его перевели в Бастилию, в камеру на втором этаже башни Свободы, где условия были значительно хуже, чем в Венсеннской крепости. 2 июля, когда де Саду неожиданно было отказано в прогулке, он стал кричать из окна, что здесь в тюрьме «убивают узников», и, возможно, внес этим свою лепту в скорое разрушение крепости. 3 июля скандального заключенного по просьбе коменданта перевели в Шарантон, служивший в то время одновременно и тюрьмой и приютом для умалишенных.

В Бастилии маркиз много читал, там написаны его первые книги: атеистический «Диалог между священником и умирающим» (1782), программное сочинение «120 дней Содома» (1785), где изложены главные постулаты садизма, роман в письмах «Алина и Валькур» (1786–1788), как правило, называемые не менее значительными памятниками эпохи, чем «Жак-фаталист» Дидро и «Опасные связи» де Лакло Интересно, что роман де Лакло фигурировал в списках книг, доставленных узнику в бастильскую камеру. Здесь же, в Бастилии, всего за две недели было создано еще одно ставшее знаменитым сочинение — «Жюстина, или Несчастья добродетели» (1787) По замыслу автора оно должно было войти в составление предполагаемого сборника «Новеллы и фаблио XVIII в».

В апреле 1790 года Национальное собрание издало декрет об отмене королевских решений, и де Сад был освобожден. К этому времени маркиза юридически оформила разрыв с мужем, и де Сад практически остался без средств к существованию. Имя его по злосчастной оплошности было занесено в список эмигрантов, что лишило де Сада возможности воспользоваться оставшейся частью семейного имущества. Он устроился суфлером в версальский театр, где получал два су в день, которых едва хватало на хлеб. Писатель постепенно возвращался к литературному труду, стараясь заглушить горечь утраты: во время перевода из Бастилии в Шарантон была потеряна рукопись «120 дней Содома». Восстановить утраченный роман де Сад попытался в «Жюльетте, или Благодеяниях порока».

«Я обожаю короля, но ненавижу злоупотребления старого порядка», — писал маркиз де Сад. Гражданин Сад принял активное участие в революционных событиях. Не будучи в первых рядах революционеров, он все же более года занимал значительные общественные посты. В 1792 году служил в рядах национальной гвардии, участвовал в деятельности парижской секции Пик, лично инспектировал парижские больницы, добиваясь, чтобы у каждого больного была отдельная койка. Составленное им «Размышление о способе принятия законов» было признано полезным и оригинальным, напечатано и разослано по всем секциям Парижа. Де Сад писал: «Если для составления законов необходимы специально избранные люди, то не следует считать, что они же и должны их утверждать. Только народ, и никто иной, имеет право утверждать закон, в согласии с которым законодатели станут руководить этим народом».

В 1793 году де Сад был избран председателем секции Пик. Поклявшись отомстить семейству де Монтрей, он тем не менее отказался внести эту фамилию в «черные» списки, спасая тем самым ее членов от преследований и, возможно, даже от гильотины. В сентябре того же года де Сад произнес пламенную речь, посвященную памяти Марата и Лепелетье. Выдержанная в духе революционной риторики, она призывала обрушить самые суровые кары на головы убийц, предательски вонзавших нож в спину защитников народа. По постановлению секции речь была напечатана и разослана по всем департаментам и армиям революционной Франции, направлена в правительство — Национальный Конвент. В соответствии с духом времени де Сад внес предложение о переименовании парижских улиц. Так, улица Сент-Оноре должна была стать улицей Конвента, улица Нев-де-Матюрен — улицей Катона, улица Сен-Никола — улицей Свободного Человека.

За три недели до ареста де Сад, возглавлявший депутацию своей секции, зачитал в Конвенте «Петицию», в которой предложил ввести новый культ — культ Добродетелей, в честь коих следует «распевать гимны и воскурять благовония на алтарях». Насмешки над добродетелью, отрицание религии, существования Бога или какой-либо иной сверхъестественной организующей силы были характерны для мировоззрения де Сада, поэтому подобный демарш воспринимался многими исследователями его творчества как очередное свидетельство склонности писателя к черному юмору, примеров которого так много в романах. Однако эта гипотеза вызывает сомнения, ибо после принятия 17 сентября 1793 года «Закона о подозрительных», направленного в первую очередь против бывших дворян, эмигрантов и их семей, де Сад, чья фамилия продолжала числиться в эмигрантских списках, не мог чувствовать себя в безопасности и ради ехидной усмешки вряд ли стал бы привлекать к себе столь пристальное внимание властей. Тем более, что в обстановке начавшегося террора де Сад проявил себя решительным противником смертной казни, считая, что государство не имеет права распоряжаться жизнью своих граждан.