Друзья в верхах

— Да, ты не должен был.

— Это не правда, — буркнул он в качестве третьего извинения.

— Нет, — произнесла она очень спокойно. — Я думаю, именно поэтому ты и не должен был этого говорить. Потому что это правда. Он сделал это, потому что я — его дочь.

Брунетти собрался было возражать, что-то доказывать, но только устало выговорил:

— Я не могу и не хочу тратить на это силы, Паола.

— На что?

— На ссоры с тобой.

— А мы и не ссорились.

Ее голос звучал отстраненно, равнодушно и слегка высокомерно.

— О, ну вот, пожалуйста!

Брунетти опять начал раздражаться.

Помолчали, не глядя друг на друга. Наконец Паола спросила:

— Что, по-твоему, я должна сделать?

— Делать теперь уже нечего. — Он ткнул пальцем в сторону конверта. — Все сделали за нас… Паола, неужели мы и вправду не можем вернуться к идеалам нашей молодости?

— А ты бы хотел, чтобы я вернулась?.. Нет, это невозможно, я вынуждена признать. И потому последний мой вопрос риторический: ты действительно хотел бы, чтобы я вернулась к тем идеалам?

Брунетти встал и пошел к выходу с террасы.

«Да, — думал он, — возвращение к идеалам нашей юности — еще не гарантия мира в семье…»

Через несколько минут он появился с двумя бокалами шардоне. Они посидели полчаса, не касаясь серьезных тем, пока Паола не взглянула на часы — ей пора было начинать готовить ужин. Прихватив пустой стакан мужа, она наклонилась и, коснувшись его щеки, поцеловала в правое ухо.

После ужина он лег на диван, теша себя надеждой, что он в любом случае нашел бы средство поддержать мир в собственной семье и что ужасные события, которые так заботят его в последнее время, никогда не нарушат покой его дома. Он попытался отвлечься чтением Ксенофонта, но, несмотря на то что оставшиеся в живых греки приближались к дому и были в относительной безопасности, ему было трудно сконцентрироваться на проблемах двухтысячелетней давности. Кьяра, заглянувшая около десяти, чтобы поцеловать его и пожелать спокойной ночи, не стала заводить разговор о кораблях, даже не подозревая, что, сделай она это, Брунетти согласился бы купить ей океанский лайнер «Куин Элизабет-2».

Как он и ожидал, развернув на следующее утро по пути на работу «Газеттино», на первой полосе второй половины выпуска он увидел статью со своим заголовком. Журналист сгустил краски, но, как и многие дикие фантазии, публикуемые в этом специфическом издании, изложенное казалось чрезвычайно убедительным. Хотя в статье четко говорилось, что лечение с помощью экспериментального раствора может подействовать лишь в том случае, если инфицирование произошло через укус, — чему только люди не верят! — он опасался, что больницу наводнят наркоманы и ВИЧ-инфицированные, надеющиеся на волшебное лекарство.

По дороге комиссар, вознося мольбы, чтобы его не увидели знакомые, купил «Ла Нуова». На странице двадцать семь красовалась статья — три колонки текста — даже с фотографией Зеччино, очевидно, вырезанной из группового снимка. Заражение ВИЧ-инфекцией посредством укуса было представлено как стопроцентная реальность, но высказывалась надежда на действие лекарства, которое имеется только у врачей отделения неотложной помощи Оспедале Сивиле.

Чтение статей заняло у комиссара не больше десяти минут. Он отложил газеты, как вдруг дверь кабинета распахнулась. Брунетти поднял глаза и онемел: на пороге с перекошенным лицом стоял вице-квесторе Джузеппе Патта. Он стремительно пересек кабинет и застыл перед столом Брунетти. Комиссар хотел было встать, но Патта выбросил вперед руку, как будто желая вдавить его в кресло, и, сжав пальцы в кулак, со всей силы треснул по столу.

— Почему вы это сделали? — крикнул он. — За что вы так ненавидите меня? Ведь они уничтожат его. Вы прекрасно это знали!

Ошеломленный Брунетти готов был поверить, что его шеф сошел с ума. Или тут другое — стрессы на службе, а может, и в личной жизни, настолько вывели начальника из равновесия, что он перестал себя контролировать, и это проявляется немотивированный гнев. Брунетти смирно сложил перед собой руки и постарался не двигаться, чтобы не нервировать безумца.

— Ну же? Ну? — кричал на него Патта. Опершись ладонями о стол и наклонясь вперед, он приблизил лицо вплотную к лицу Брунетти. — Я хочу знать, зачем вы с нами это сотворили! Если с Роберто что-нибудь случится, я вас уничтожу. — Патта выпрямился, сглотнул и снова потребовал ответа: — Я задал вам вопрос, Брунетти! — В его голосе звучала неприкрытая угроза.