Друзья в верхах

Паола уселась в кресле поудобнее и с наслаждением вытянула ноги.

— И что же мне делать, звонить отцу? — спросила она.

Брунетти знал, что этот вопрос прозвучит, и обрадовался, что он был задан так скоро. Граф Орацио Фальер, один из самых богатых людей в городе, мог легко разрешить дурацкую ситуацию с помощью единственного телефонного звонка или вскользь брошенной за ужином фразы.

— Нет. Думаю, мне следует заняться этим самому, — сказал он, делая акцент на последнем слове.

Ни ему, ни Паоле даже и в голову не пришло, что можно было бы пойти официальным путем: выяснить названия соответствующих учреждений, имена чиновников и затем обратиться в нужные инстанции. Они не имели ни малейшего представления о бюрократической процедуре, посредством которой могли бы уладить этот вопрос. Веками венецианцы попросту игнорировали подобные формальности, прекрасно понимая, что единственный способ решить проблему — это использовать наработанные или случайные, возникающие на протяжении всей жизни связи — conoscienze, как называют их в Венеции: знакомства, дружбу, контакты и должников. Такой метод решения проблем заложен в национальной традиции, помноженной на вековое взяточничество, византийскую предрасположенность к тайнам и свойственную венецианцам ленивую апатию.

Не обращая внимания на его реплику, Паола продолжала:

— Я уверена, он мог бы все уладить.

Брунетти моментально отреагировал:

— А как же идеалы шестьдесят восьмого года? Они сейчас нужны тебе, как прошлогодний снег?

Насторожившись, Паола резко спросила:

— Что ты имеешь в виду?

Он посмотрел на нее: голова решительно откинута назад, на лице читается выражение готовности к любым испытаниям и провокациям — и понял, какой грозной она может быть в студенческой аудитории.

— Я имею в виду, что мы должны верить в политику левых, социальную справедливость и равенство всех перед законом.

— И что же?

— А наша первая мысль — пролезть без очереди.

— Не стоит говорить о «нас», Гвидо, — нахмурилась Паола. — Эта мысль пришла в голову только мне. — Она помолчала секунду. — А ты, как я вижу, сохранил свои идеалы в неприкосновенности.

— Ты думаешь? — спросил он с некоторой долей сарказма, но без всякого раздражения.

— Я думаю, что мы были глупцами, когда на протяжении десятилетий тешили себя надеждами на лучшее общество и носились со своей идиотской верой в то, что эта отвратительная политическая система и столь же отвратительные политиканы что-нибудь изменят в этой стране и сделают ее раем на земле. — Она, не отрываясь, пристально смотрела на него. — Знаешь, я больше ни во что это не верю. Нет у меня ни веры, ни надежды.

Отвечая, он заглянул ей в глаза и разглядел в них глубокую усталость. И все же не смог скрыть негодования — в таких случаях ему это никогда не удавалось.

— Иными словами, в трудных ситуациях ты обращаешься к своему отцу с его миллионами, связями и властью, которые он всегда держит наготове, как обыкновенный человек вроде меня — в карманах деньги на мелкие расходы?

— Все, что я пытаюсь сделать, — начала она примирительным тоном, пытаясь разрядить обстановку, пока не стало поздно, — это сэкономить нам время и силы. Если мы попробуем сделать все по правилам, то окажемся в мире кафкианского «Замка»: мы превратим свою жизнь в ад, пытаясь найти нужные бумаги, и обязательно столкнемся с еще и еще одним мелким бюрократом вроде синьора Росси, который скажет нам, что все не так и это не те документы, и нам придется ходить по бесконечным коридорам, пока мы оба совсем не спятим.

Ей показалось, что Брунетти постепенно приходит к мысли, что она права, и Паола с особой убедительностью договорила:

— И поэтому если я имею возможность попросить своего отца помочь нам, то почему бы не сделать это? Ведь у меня нет терпения и сил решить этот вопрос каким-то другим способом!

— А если я скажу тебе, что предпочитаю сделать это сам, без его помощи? — все же не согласился с ней Брунетти. — Это наша квартира, Паола, а не его.

— Ты хочешь сказать, что собираешься пойти по официальному пути или… — Тут ее голос стал просто бархатным: —…сделать это с помощью своих близких друзей и собственных связей?

Брунетти улыбнулся — верный признак того, что мир восстановлен:

— Именно это я и хочу сказать.

— Ну, — сказала она, улыбаясь в ответ, — это меняет дело. — К кому обратишься? — спросила она, выходя из комнаты и думая о своем отце.