Умом Россию не поДнять!

– Самые дорогие вина – коллекционные, – пояснил официант.

– Неси коллекционные, – приказал ему наш, даже не подозревая, что коллекционные вина не пьют. Их коллекционируют. Они хранятся в подвалах уже пару столетий, и это не вино, а уксус с осадком.

– Вам для коллекции? – спросил официант.

– Какая коллекция? Мы выпить хотим. Давай, шевелись!

– Выпить?!! Но, но, но... – Официант хотел что-то возразить, однако увидев взгляды наших, понял, что его объяснения бесперспективны.

Четыре официанта прикатили к столику заказчиков тележку с четырьмя бутылками коллекционных вин на сумму 120 тысяч евро. Все остальные официанты пришли в зал посмотреть на это чудо. Из-за дверей, ведущих на кухню, выглянули повара. Метрдотель лично подошел поздравить наших с таким героическим поступком. И наши не подкачали, не подвели Отчизну. За час они разобрались со 120 тысячами евро. При этом даже их жены с количеством украшений большим, чем на новогодней елке, пили эти вина, приговаривая: «Это потрясающе! Вот это я понимаю, настоящее бордо!» Официанты шептались, какие русские молодцы, пьют этот отстой не морщась! Настоящие герои! Это ж все равно, что целоваться с египетской мумией.

Когда же с «лучшими» винами Франции было покончено и у пацанов стала ощущаться традиционная нехватка, когда наступило первое, однако обманчивое чувство опьянения, один из братанов предложил: «Пацаны, а не взять ли нам еще нашей русской водочки в баре?» Все с радостью согласились и отправились в бар лакировать бордо русским стандартом.

Не забывается такое никогда

Но был в моей жизни еще один Новый год. Пожалуй, самый-самый! С ним не сравнится ни один из вышеописанных. Ни даже тот, с привидениями, ни тем более парижский.

Мне было чуть больше двадцати лет. Я еще не был женат. Жил на съемной квартире в Москве. Один из моих лучших друзей рано женился. Перед самым Новым годом его жена легла в больницу на сохранение. Он ее очень любил и не представлял встречи Нового года, а значит, и нового счастья, здоровья и долгих лет жизни, без нее. Однако это была советская больница. Пробраться в нее практически не представлялось возможным. У входа сидели вахтеры – пенсионеры КГБ, которые все еще считали себя на службе у Родины и выполняли государственный долг – ловили врагов народа даже при входе в больницу.

Мы тоже были другие в ту пору. Юные романтики, что в советское время чаще всего приравнивалось к хулиганству. И все-таки мы решились! 31 декабря, где-то около 11.30, начали осторожно подниматься по пожарной лестнице на второй этаж. Пожарная лестница проходила мимо окошка женского туалета. При себе у нас было две бутылочки «Советского игристого» – полусладкого шампанского – и легкий сырковый закусон с ванильными сухариками. Как и договорились, жена друга встретила нас, радостно распахнув окошко женского туалета, и даже положила коврик на подоконник, чтобы мы вытерли ноги и не оставили следов. Словом, начиналось все по плану: радость встречи в романтическом месте, короткие вопросы о здоровье... Поскольку Новый год вот-вот должен был наступить, мы скоренько открыли шампанское! Вынули из карманов принесенные граненые «бокалы»... И тут в коридоре послышались шаги! Судя по вялому, без энтузиазма шарканью тапочек о линолеум, это были явно не вахтеры, не охрана, не отставные кагэбисты, а больные. Мы с другом еле-еле успели спрятаться в одну из кабинок. Жена друга выбежала из туалета в коридор, чтобы ее не дай бог с нами не застукали. В советское время могли за такое не только выгнать из больницы, но еще и написать письмо с обвинением в комсомольскую организацию по месту работы. Шутка ли, комсомолка распивала шампанское с двумя мужиками в женском туалете. На работе бы ее тогда заклеймили позором, и наша комсомолка стала бы невыездной даже по туристической путевке в Польшу.

Должен признаться, с испугу мы с другом совершили тогда непростительную ошибку. Нырнули почему-то не в крайнюю кабинку, а в среднюю. Всего их было три. Слава богу, хоть успели поставить ноги на унитаз и упереться спинами в стенки, чтобы наших ног не было видно в зазор между дверью и полом. Такие зазоры всегда делали в советских туалетах. Это на Западе человек закрывался в кабинке, и на внешней стороне ручки двери появлялся красный цвет, мол, занято, не рвитесь, не дергайте, не вышибайте дверь. А у нас, чтобы узнать, занято или нет, вошедший должен был наклониться, заглянуть в зазор. Примета была такая: если ноги у унитаза есть, значит кабинка занята, если нет, свободна. Вошедшие, судя по голосу, были среднего возраста. Но не старые. Тем более, если учесть, что они находились в гинекологическом отделении, где лежат на сохранении. Они заглянули во все зазоры под дверями, удивились, что средняя кабинка закрыта, а ничьих ног не видно. Подергали нашу дверь. Слава богу, дверь их напор выдержала. Одна из них сказала: «Наверное, ремонт!»