Нимфа с большими понтами

Когда родственники потянулись с кладбища, отец Маши неожиданно вырос перед ними, загородив дорогу. Своего приятеля он потащил за собой.

— Куда это вы собрались? А поминки, как по русскому обычаю полагается? Аль не русские вы?

— Поминки только для родных, — бросил ему свысока Тимофей и, покосившись на Владислава, добавил: — И близких. А в вашей близости, уважаемый, я что-то сомневаюсь.

— Отец я ей!

— Это я уже слышал, но не верю!

— А ты следователю позвони! — заявил мужичонка. — Позвони, позвони, потому что разобраться нам с вами все равно придется. Это вы уж не обессудьте.

— Да о чем разбираться? — спросила Виолетта Викторовна. — Мы вас не знаем и знать не хотим. Тим, если это так необходимо и если он в самом деле отец Маши, то дай ему сколько-нибудь денег. Пусть помянут свою дочь в компании таких же забулдыг, как он сам.

Тимофей послушно вытащил из кармана несколько мятых бумажек. И не глядя протянул их мужичонке. Тот жадно схватил деньги. И заявил:

— Спасибочки, конечно, за доброту вашу. Только от своего кровного наследства я все равно ни за что не откажусь! И копейками этими вы не отделаетесь!

Виолетта Викторовна побледнела, затем покраснела, а потом растерянно посмотрела на сына.

— Тим, о чем он вообще говорит? — прошептала она. — Разве это возможно? Возможно, чтобы этот человек претендовал на что-то из имущества Олега?

Тимофей мрачно молчал, избегая растерянного взгляда матери.

— Вы поедете с нами, — решил он наконец, обращаясь к отцу Маши.

— Вот и ладненько! — обрадовался тот. — Чую, поладим мы с вами.

Тимофей сокрушенно покачал головой. Весь вид его выражал сомнение в правильности своего решения. Но тем не менее выбор был сделан, и он спросил:

— Как вас хоть зовут, уважаемый?

— Федор, — охотно откликнулся мужичок. — Просто Федор. Жинка звала Федюнькой. Но я не в обиде, зовите как хотите.

Виолетта Викторовна побледнела еще больше. Все знали, что полное Машино имя было Мария Федоровна, что косвенно подтверждало правоту неизвестного забулдыги. А «Федюнька» добил всех окончательно.

Подруги тоже замерли. Неужели этот бродяжка с признаками давнего хронического алкоголизма в самом деле был Машиным отцом, который явился только для того, чтобы претендовать на ее деньги?

— Тьфу, гнусность какая! — прошептала на ухо подруге Леся. — Да в таком случае даже задавака Виолетта кажется мне весьма симпатичной пожилой дамой. Все-таки у нее больше прав. Хотя она и борется за них с бульдожьей хваткой, что тоже не весьма приятно.

Кира не спорила. Этот Федор и ей казался весьма темной лошадкой. Четверть века не вспоминал о том, что у него есть дочь. А едва понял, что ему после ее смерти может что-то отломиться, тут же примчался.

Даже Кире — постороннему человеку — было от этого визита Федора здорово не по себе. Что должны были чувствовать родственники, конечно, она не знала, но предполагала, что те сдерживаются из последних сил.

Но, когда все тронулись в обратный путь, Кира неожиданно издала странный звук, больше всего напоминающий сдавленное хихиканье.

— Ты чего? — испугалась за подругу Леся.

— Представляешь, если и в самом деле кто-то из этих родственничков задушил бедную Машу, чтобы огрести денежки ее мужа?

— Ну?

— Ну, а теперь является этот сморчок и портит убийце всю малину! — хмыкнула Кира.

— Выходит, убийца своими руками расчистил этому Федору путь к наследству? — фыркнула Леся. — Да?

— Ага! И представляешь, что сейчас должен чувствовать убийца?

Леся кивнула и всю дорогу думала над Кириными словами. В результате, когда пополнившаяся еще тремя единицами — Владислав и приятель Федора тоже решили остаться на поминки — траурная процессия вернулась в лесной дом, девушка очень внимательно стала присматриваться к лицам родственников, пытаясь найти самого мрачного и озабоченного.

Но, видимо, нечто подобное решила не только она. Потому что все как-то подозрительно посматривали друг на друга и выглядели одинаково хмурыми и неспокойными. Бодрился один Федор. Все прочие с каждой минутой становились все мрачнее и мрачнее.

Глава шестнадцатая

Поминки никак нельзя было назвать роскошными. Традиционные блины подгорели и на вкус напоминали тонкий и безвкусный пласт резины. Кисель получился ядовито-кислым. Верная своей обычной экономности Виолетта Викторовна пожалела сахару. На бутербродах преобладало масло, а икра угадывалась только по слегка рыбному запаху. Обилием бутылок со спиртным стол тоже не отличался.