Школа ужасов

Джилс Бирн сидел у мемориальной доски, установленной им в память Эдварда Хсу. Он не шелохнулся, словно и не слышал шагов Линли, замерев в напряженной неподвижности.

Линли сел рядом с ним, и Бирн спросил:

– Что теперь будет?

– За ним пришлют машину из полицейского участка в Хоршэме. За ним и за Кливом Причар-дом. Школа находится в юрисдикции Хоршэма.

– А потом?

– Потом – следствие и суд.

– Хорошо вы устроились. Для вас дело закончено, верно? Упаковано, словно пачка бумаги в конверт. Вы можете уехать, довольные собой, вы открыли истину. А нам что прикажете делать?

Линли готов был защищать себя, опровергнуть обвинение в равнодушии, но он слишком устал, слишком был измучен, чтобы вступать в спор с этим человеком.

– Она сделала все это нарочно, – проговорил Бирн. – Моя жена вовсе не любила Эдварда Хсу.

Я вообще не уверен, что Памела в жизни кого-нибудь любила. Ей требовалось поклонение, обожание. Она хотела видеть, как на лице мужчины отражается желание. А более всего она хотела досадить мне. Так ведь оно обычно и бывает, когда брак распадается, верно? – В полутьме церкви лица Бирна было почти не разглядеть, оно приобрело сходство с черепом; глубокие тени легли под глазами и ниже линии скул. – Как вы догадались, что матерью Мэттью была моя жена?

– Ваш рассказ о рождении Мэттью в Эксетере казался неправдоподобным. Вы утверждали, будто незнакомы с его матерью, однако процедура усыновления не может происходить так, как вы описывали: только вы, поверенный и приемные родители. Оставалось всего две возможности: либо и мать присутствовала, либо она оставила младенца на вас – потому что, не будучи его биологическим отцом, вы являлись его отцом в глазах закона. Бирн кивнул:

– Она использовала Эдди, чтобы отомстить мне. Когда в нашей жизни появился Эдди, наш брак уже разваливался. У нас с ней так мало общего. Меня привлекла ее юность и красота, ее живость. Тогда она переживала неудавшийся роман, моя преданность льстила ей. Однако брак на этом не построишь, не так ли? Довольно быстро все это начало рушиться. К тому времени, как родился Брайан – ребенка мы завели с целью спасти наши отношения, – у нас уже все было кончено. По крайней мере, я уже осознал тщетность любых усилий. Она – пустая женщина, ничего за душой. Я ей так и сказал.

Линли призадумался, в какой форме Джилс Бирн счел уместным поведать жене о своем в ней разочаровании. Уж конечно, он не пощадил ее чувства, не пытался уберечь ее гордость. Бирн тут же с готовностью подтвердил это:

– Она не могла ответить словом на слово, но она знала, как я люблю Эдварда Хсу. Через него она и нанесла мне удар, инспектор. С точки зрения Памелы, соблазнив Эдварда, она убивала сразу двух зайцев: она причиняла боль мне и притом доказывала самой себе, что еще не утратила привлекательность. Эдвард служил для нее просто орудием. Она набросилась на него прямо в моем кабинете, прекрасно зная, что там я непременно наткнусь на них. Так оно и случилось.

– Брайан начал что-то говорить о кабинете. Бирн провел ладонью по глазам и вновь уронил руку. Замедленные движения выдавали его возраст, как и проступившие на лице морщины.

– Ему тогда еще и пяти не сровнялось. Я застал их, Эдди и Памелу, в своем кабинете. Разразился чудовищный скандал. И тут явился Брайан. – Казалось, Бирн всецело поглощен игрой света на задумчивом лице ангела, осенявшего крылами алтарь. – Так и вижу, как он стоит в проеме, рука на дверной ручке, под мышкой какая-то плюшевая игрушка, – стоит и с любопытством наблюдает всю эту сцену: мать раздета догола и даже не пытается прикрыться, отец в ярости обзывает ее грошовой шлюхой, она в ответ обвиняет его, будто он сам мечтал уложить Эдварда в постель, а Эдвард прячется в подушках дивана, пытается скрыться от всех – и плачет. Боже, как он плакал!

– Вскоре после этого он покончил с собой?

– Да, не прошло и недели. В тот вечер он ушел от нас, вернулся в школу. Я несколько раз пытался поговорить с ним, объяснить, что его вины в случившемся не было, но он убедил себя, будто предал нашу дружбу. Он не понимал, что все подстроила Памела, что и мертвец не смог бы противостоять ее ухищрениям. Он знал одно: он обязан был устоять перед соблазном. Вот почему он убил себя. Он знал, что я люблю его. Я был его другом, его покровителем, и он переспал с женой друга и покровителя.

– Значит, он так и не узнал, что она беременна?

– Он ничего не знал.