48  

– А покажи, дядя Бусый!

«Дядя Бусый… Не уговоришь, всё равно отберу!» Он взялся за топорище, несколько раз взмахнул на пробу, примеряя топор к руке, заводя с ним дружбу. Топор был послушен, топорище, изделие мастеровитого Светела, оказалась удобным, ухватистым. И Бусый ощутил всё-таки нетерпеливый зуд в плече.

– Ну-ко, отойдите подальше! Ненароком с руки сорвётся!

Хотя знал, конечно, что не сорвётся.

Мальчишки с притворным визгом брызнули прочь. Короткий взмах, лёгкий пробный бросок… Топор выпорхнул из ладони, пять-шесть раз обернулся в воздухе, вернулся и лёг, как приклеился, в подставленную ладонь. Мальчишки одобрительно загудели.

– Ещё кинь, дядя Бусый!

– Цыц, мелюзга! Шишки сосновые кидайте!

Сочтя, что забаву следовало всё-таки прекратить, Бусый сунул топор за пояс и оглянулся на Осоку с Сыном Медведя.

Тот сидел к нему боком, в Колояровой рубахе и сам до того похожий на Колояра, что защемило сердце. Осока держала его за руку и что-то говорила ему. Убирала с его лица волосы, падавшие на лоб.

Она даже не заметила, как Бусый подкидывал топор. Если бы заметила, крику было бы, хоть уши затыкай.

Не закричала…

Бусый почувствовал себя лишним.

«Как птица крылом… – всплыло в памяти предупреждение Лося. – Если вовремя не отпустишь…»

Бусый повернулся и пошёл, куда глаза глядели. Не побежал, как когда-то, хватит, набегался. Душа, что ли, становилась крепче.

Ноги сами собой вынесли его на Белый Яр.

Белый Яр

Сказать, что это была страшная круча, значит ничего не сказать.

Течение Крупца билось здесь прямо в берег, стремилось подмыть его и обрушить, но мало что получалось. Белый Яр не был сплошной каменной плотью, но на памяти бабок и дедов он не менялся. Так и выдавался в Крупец, словно исполинский корабль, и бывало, что макушку его скрывали низкие осенние облака.

А внизу лежал омут. И был чем-то вроде отражения высившейся над ним кручи.

Надо полагать, у омута имелось дно, но измерить его глубину пока никто не сумел. Дотошные озорники спускали вниз камень на верёвке, но верёвки кончались, а дна всё не было.

Берег здесь был всюду обрывистый, зимой его поливали водицей и скатывались на саночках вниз. Летом молодые Белки забирались на Яр и сигали с него в воду.

Особая удаль требовала это проделывать, когда внизу плавал туман, и казалось, что прыгаешь в облака.

Соседи Зайцы полагали эти прыжки придурью, Белки утверждали, что Зайцы им просто завидовали. Парень, сумевший побороть страх и слететь к воде с головокружительной – ошибёшься, вода твёрдым камнем покажется! – высоты считался по-настоящему взрослым, достойным внимания девок.

Тот, кто умел всё сделать правильно и как гвоздь войти в гладкую воду, после оглушающего удара попадал в зеленоватый мрак, в другой мир, где не слышны были крики товарищей, а голову сдавливал железный обруч и в уши втыкались острые иглы.

Бусый впервые прыгнул с Белого Яра лет в восемь. Тогда он был глуп и ещё надеялся стать виллином, а значит, ему не пристало бояться никакой высоты. Он пришёл на Яр в одиночку, что было глупо вдвойне, и, просвистев-прощебетав свой призыв воображаемому симурану, с разбегу, ласточкой воспарил над туманом.

И иголкой пронизал воду, даже не зелёную, а совсем чёрную в косом свете заката.

Испугался он, кажется, только потом…

Взрослые, конечно, дознались, и мать его выпорола. Правильно выпорола. Дурень, виллином быть посягал. А на деле оказался даже и не Белкой, так, в поле обсевком.[35] Никому не нужным.

К матери, что ли, пойти, чтобы ещё настегала…

* * *

Бусый сидел на самом краю, свесив ноги со скалистого обрыва. Наблюдал за плывущими по большой весенней воде ветками, сучьями, щепками и прочим лесным мусором. Глядел бездумно, почти как Сын Медведя, чья душа всё ещё пребывала в Безвременье, никак не хотела выходить оттуда на свет.

Постепенно разлетелись все мысли, тело как будто таяло, плавясь воском под ласковыми лучами солнца, растворялось в окружающем мире, становилось частью его.

«Вот бы так и раствориться совсем, а? То-то было бы хорошо…»

…Взгляд с небес! Опять, второй раз уже за сегодня, Бусый почувствовал в небе тень. Ту, что искала его. Искала, как он понимал, с нечеловеческим упорством.

«Да провалилась бы ты. Не буду прятаться… Хочешь увидеть меня? Ну, смотри…»

Мальчишка равнодушно поднял к небу глаза. В самом деле встретился с жутким, слепым, неживым взглядом. И птица почти сразу исчезла. «Если посмотреть страху прямо в глаза…»


  48  
×
×