Бусый Волк

– Ты самая красивая, Таемлу, – сказал он. – Ты лучше всех…

Человеческая речь далась ему почему-то не без труда.

– Я лежала и незаметно распутывала верёвки, – продолжала Таемлу. – Меня научили ещё в Храме, это несложно… Мне надоело слушать этих обезьян, и я прыгнула вниз с крутого откоса. Там были камни внизу, и, по-моему, я их даже коснулась… – Она подняла из воды только что зажившую руку. – Смотри, к нам Гзорлик плывёт!..

– У нас, – хмуро проговорил Бусый, – глупым девкам вроде тебя одним в лес ходить не велят. Мало ли, что случится, обиды не вышло бы.

Гзорлик тряской рысью нёс их назад к дому.

– А ты меня попробуй обидь, – хмыкнула Таемлу.

– Я?.. – Бусый озадачился и смутился. – Не стану я тебя обижать…

Но Таемлу уже осадила Гзорлика и спрыгнула наземь, зелёные глаза воинственно сверкали.

– Думаешь небось, я слабая, беззащитная? Да если бы их не семеро было… А ну-ка, напади на меня! Ну? Ударь посильнее или хотя бы толкни, схвати за руку!

Бусый почесал недоумённо затылок и – ну, мол, раз просишь… – легонько толкнул девчонку в плечо.

Ему показалось, что Таемлу шагнула навстречу. Что получилось дальше, он просто не понял, он потерял равновесие и никак не мог его вернуть. Чтобы не упасть, приходилось чуть ли не бежать, бежать кругом Таемлу. И вырваться из этого круга Бусый не мог, сумел только подставить ладони, когда лёгкая рука на плече направила его в песок головой.

– Ну тебя, – поднимаясь, засопел юный венн. – Не привык я девок толкать…

– Да оно кислое, – подбоченясь, кивнула Таемлу. – Как сказала кошка, не добравшаяся до молока…

Бусый взялся отряхивать штаны… и, не кончив движения, распрямляясь, хищно и крепко сцапал Таемлу за руку. Конечно, не за ту, на которой только вчера был лубок.

Его кисть тотчас пронзила внезапная боль. Отдалась в локоть и плечо, белым пламенем встала перед глазами… Бусый ахнул, попытался спастись, взвился на цыпочки, потом неловко завалился на колени, ёрзая, растянулся на животе, уткнулся носом всё в тот же песок.

– Не помяла?.. – виновато спросила Таемлу.

Стоило ей разжать пальцы, как боль сразу куда-то исчезла. Вся, без остатка.

– Велика твоя Богиня, – невольно вырвалось у Бусого. – И милосердна, – добавил он поразмыслив.

Отец и мать

Бусый всё думал о дымке, сулившей грозу, и к вечеру решил, что не стоило терять время попусту.

– Дедушка, – подступил он к Горному Кузнецу. – Помоги мне! Пожалуйста! Кто меня у отца с матерью из рук вырвал? Как мне вспомнить?..

Отшельник внимательно посмотрел на него.

– Этого ты не сможешь вспомнить, малыш. Впрочем… Есть нити, связавшие тебя с теми, кто видел, и эти клубки можно попробовать размотать…

– Спасибо, дедушка! – поклонился Бусый.

– Погоди благодарить, – отмахнулся старик. – Лучше подумай, какие носочки ты свяжешь из ниток, которые мы размотаем, и каково тебе будет потом в тех носочках ходить. – Бусый смотрел на него, явно не понимая, и Кузнец пояснил: – Я пока не знаю, что мы увидим… Кажется мне почему-то, что сегодня тебе станет страшно. Поразмысли хорошенько, ты этого хочешь?

Бусый честно попробовал вообразить что-нибудь страшнее распяленных рёбер ещё тёплого Колояра. Не получилось.

«Если посмотреть страху прямо в глаза…»

В животе начало противно урчать. Бусый вскинул голову и ответил, постаравшись, чтобы голос прозвучал твёрдо:

– Да, дедушка. Я хочу.

К вечеру он успел убедиться, что мёртвое и разорванное тело друга – далеко не самое жуткое, что можно себе навоображать. Особенно если хорошенько порыться не только в собственных воспоминаниях, но и послушать чьи-то рассказы. Вот его отец рубится один против десяти, и звероподобные, обросшие рыже-бурой шерстью разбойники наносят ему рану за раной. Или всё не так, отцу в живот попала стрела, и он корчится, глотает кровь и ползёт по земле, и никак не может доползти туда, где бьётся и кричит в руках у нелюдей мать…

«Я отомщу за вас. Я за вас отомщу…»

…Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком. Косматая, позванивающая кандалами толпа…

Молодой парень, стоящий на середине пустой площадки. Он одет не в лохмотья, а в крепкую, добротную одежду. Он держит в правой руке кнут, а в левой – длинный кинжал с лезвием, плавно сбегавшим от рукояти к гранёному, как шило, острию. Молодой, совсем молодой…

«Кто это?..»

А впрочем, ответ ему уже ясен. Почему он полагал, что отец будет вроде нынешнего Летобора, у которого уже завелось в бороде порядочно седины?.. Человек с кнутом выглядит примерно ровесником Колояру. Или тому же Летобору, когда тот впервые взял на руки приёмыша.