Бусый Волк

– А долго ли ждать, батюшка Медведь? – тихо спросил Итерскел.

Медведь не ответил. Возможно, он и сам этого не знал.

Немного помолчав, Прародитель подогнул передние лапы и мягко, но так, что ослушаться его было совершенно невозможно, велел:

– Забирайся ко мне на спину… Не бойся! Вот так. Держись крепче. Я тебя отнесу… Нет, малыш, не к маме. Туда, где ты, может быть, выучишься отличать вороний глаз ^[37] от черники…

Разговаривая с Итерскелом, Предок тронулся с места и пошёл, потом побежал. Мягко, плавно, размашисто. Его бег начал убаюкивать Итерскела, глаза стали неодолимо слипаться. Он опустил голову на тёплую, мягкую спину Предка, чтобы удобнее было его слушать, и незаметно заснул.

…Спит заснеженный лес, неподвижно лежат на лунном снегу тени сосновых ветвей, и бежит, всё бежит куда-то огромный лохматый медведь. Он торопится. Ему нужно успеть…

– Дедушка Соболь…

Бусый хотел рассказать Соболю, что у них всё получилось. Правда, тропинка, которую он вроде было нащупал, сразу опять разбежалась на семь сторон. «Уж это как водится…» Бусый начал привыкать, что никак не доищется простых и внятных ответов. «Эта женщина… Мангул. Почему она мне показалась знакомой? И почему Соболь так встрепенулся, когда увидел её? Она что, и ему поблазнилась не чужой?..»

– Дедушка…

Старый воин сидел неподвижно, закрыв руками лицо. По сомкнутым пальцам, по седым усам сбегали частые капли.

А он-то полагал, будто давно разучился плакать…

Прощание

«А ведь знала я, что однажды он отсюда уйдёт. Чуяло сердце…»

Прошло всего три дня с тех пор, как Бусый мало не утонул под Белым Яром, и мама воспротивилась было, не захотела его отпускать от себя куда-то в дальнюю даль.

– Ты меня бы послушала, – сказал ей Соболь. – Я сюда пришёл, ты в пелёнках лежала. И мальчонку твоего я вперёд тебя увидал, когда его Крылатые принесли… Отпусти его теперь со мной, говорю!

Что поделать, мама смирилась. Происходило такое, чего обычная жизнь вместить в себя не могла, и там, за гранью обычного, они с Летобором были сынишке плохие заступники. А Соболь… Соболь что-то знал.

– Вот представь, – продолжал он. – Ты с ним, маленьким, на руках, и тебя на льдине уносит. А я на доброй лодке плыву. И тебе кричу: давай мне дитё, не то его утопишь и сама пропадёшь! Поверишь или при себе его на погибель оставишь?

Теперь мама собирала приёмышу подорожники.

– Итерскел. – Парень колол дрова, и Ульгеш с Бусым еле поспевали их оттаскивать, а Осока – выкладывать поленницу. – Вправду ты решился ту женщину разыскать, узнать, что с ней сталось?

Он хорошо знал обычную вельхскую речь, так что Итерскел, говоривший на какой-то старой ветви этого языка, его понимал. Сын Медведя молча кивнул, и Соболь повернулся к Осоке:

– Прощайся с ним, нам пора.

– Куда мы пойдём? – спросил Итерскел. – Те люди ехали к Северным Вратам Велимора. Только это было… давно…

Он ещё привыкал к тому, что беспамятный сон на спине чудесного медведя растянулся для него на несколько лет.

– И туда пойдём, – отвечал ему Соболь, – но не сразу. Я сперва кое с кем посоветуюсь. С кем – сейчас не скажу. Собирайся.

Осока вынесла ему в дорогу мешок. В нём среди прочих пожитков лежала мужская рубаха, сшитая когда-то как свадебный подарок для Колояра. Осока уже давно перестала называть Итерскела именем погибшего жениха. Женщины её племени шили рубахи не только женихам, но и братьям.

Итерскел принял из девичьих рук дорогой подарок, замялся, неловко затоптался на месте, не зная, что и сказать. Он языка-то веннского пока почти не разумел.

– Итерскел… – Осока примеривалась к его имени, ещё непривычному, и понимала, что привычным оно, может, и не станет. – Ты… возвращайся. Мы ждать тебя будем…

Итерскел хотел её обнять, не решился, опустил руки, потом шагнул вперёд и всё-таки обнял.

– Я вернуть, маленькая… Я вернусь…

Из общинного дома с тяжёлой кожаной котомкой за плечами появился Ульгеш.

– С вами пойду, ежели не прогонишь, – обратился он к Соболю.

«Наставник рассказывал про глупую обезьяну, которая умерла от жажды, ожидая, пока река затечёт к ней в рот и напоит её. Здесь славно, но мой отец сюда навряд ли придёт. И друга надо держаться…»

Соболь строго спросил:

– В мешке что?

Ни одеяла, ни ложки, ни котелка. В котомке юного мономатанца лежали книги.

– Дедушка Аканума без них не велел, – упёрся Ульгеш. – Я и так был плохим учеником. Если бы я лучше слушал его, он бы не погиб!

---

37 Вороний глаз – ядовитая ягода. Одному из авторов довелось вовремя остановить знакомого, который едва её не съел, приняв за чернику.