Чада в лесу

— Насколько я знаю, последний раз вы их видели в октябре?

Она кивнула.

— А вместе вы хорошо уживались? — продолжил Бёрден. — Они вам доверяли? Хотя такое трудно представить, они же подростки…

Услышав вопрос, Матильда Кэрриш едва заметно улыбнулась.

— Они просто не могли быть близки со своими родителями, правда? Мой сын — самый настоящий деспот, а его жена — истеричка. — Она произнесла эти слова довольно спокойно, словно разговор шел о знакомых, жизнь которых ей приходилось наблюдать лишь изредка. — Когда у нас с внучкой была возможность, мы разговаривали. Она поверяла мне свои чувства. Но случалось это нечасто. Ее мать каждый раз вставала на дыбы.

— А Джайлз и Софи ладили между собой? Были ли они друзьями, а не только братом и сестрой?

— О, думаю, да. Софи даже немного была под влиянием Джайлза. Она все за ним повторяла. Например, слушала ту же музыку, что и он.

— Скажите, теоретически у Джоанны Трой могла быть связь с вашим сыном? Или, может, она была в него влюблена, как вы думаете?

Вексфорд впервые услышал, как она смеется.

— Да, людей никогда не разберешь, не так ли? Но не думаю, что он умеет так хорошо притворяться. Конечно, сама я не была лично знакома с мисс Трой. Может, ей и хотелось завести с моим сыном интрижку. Знаете ли, на вкус и цвет…

Какая сухая женщина. Так холодно говорит о собственном сыне.

— Миссис Кэриш, вы сказали, что Софи поверяла вам свои чувства. Какие?

— О таких вещах не рассказывают, не правда ли? Хотя, если я вам так отвечу, вы скажете, что у вас слишком серьезный повод… Но не придавайте этому большого значения. Она говорила, что ненавидит отца и не любит мать. Знаете, Катрина всегда позволяла ей все что угодно, но потом, когда дело было сделано, приходила в ярость, а мой сын лишал их всех радостей жизни, заставляя учиться без продыху. Софи больше всего на свете хотелось переехать сюда и жить со мной.

И снова он слышал почти то же, что и от Дорин Брюс, только слова другие.

— А что вы ей на это отвечали?

— Мистер Вексфорд, буду с вами честна. Я не люблю своих внуков. Да и как это возможно? Я вижу их всего два-три раза в год. Я чувствую — не знаю, как это выразить — расположение к ним, и это все. Желаю им всего хорошего. Я люблю своего сына, но он мне неприятен, и как с этим справиться, я не знаю. Он груб и категоричен, у него нет элементарного чувства такта. У меня и самой его немного, но надеюсь, я честнее в суждениях. Я не претендую на звание конформиста. Живу, как мне нравится. А бедный Роджер потому и несчастен, что никогда не делал того, чего хотел, никогда за многие годы.

Она действительно честна, подумал Вексфорд. Когда еще услышишь, чтобы мать или бабушка говорила такое.

— Катрина никогда бы не позволила кому-то из своих детей жить со мной, — сказала она. — А с другой стороны, разве она не была бы права? Я бы тоже не позволила своим детям такого. К тому же я эгоистка, мне нравится жить одной, и я хочу, чтобы так было до самой моей смерти. Вот почему я не живу со своим мужем, хотя у нас прекрасные отношения.

Вексфорд был поражен: он-то уверен, что она вдова, причем дважды вдова. Его всегда забавляла способность людей читать мысли других; он и сам был ею наделен, но сейчас это умение продемонстрировала Матильда Кэрриш.

— Нет, со своим первым мужем, отцом Роджера, я развелась. Он уже умер, — сказала она. — Мой второй муж преподает в одном из европейских университетов. У него карьера, и он предпочитает жить за границей, а я — здесь. Мы пришли к вполне простому и дружескому соглашению. Один или два раза в год мы проводим какое-то время вместе — по сути, с ним я вижусь чаще, чем с Джайлзом и Софи.

Бёрден решил вставить слово:

— Вы сказали «своих детей». У вас еще есть дети, кроме мистера Дейда?

— Дочь, — безразлично произнесла она. — Она замужем, живет в Северной Ирландии. В графстве Антрим.

Бёрден записал имя и адрес. Вексфорду было интересно, относится ли Матильда Кэрриш к дочери так же, как к сыну — любит, повинуясь материнскому инстинкту, но не терпит, или не уважает, или даже не испытывает желания видеть ее.

Когда они уходили, она показала им цветную гравюру, висевшую на стене в холле. Меццо-тинто, назвал бы ее Вексфорд. На гравюре был изображен какой-то город, возможно, в Северной Европе, дома XVIII века. Казалось, Матильда Кэрриш хочет что-то объяснить, но она внезапно отвернулась, так ничего и не сказав.