Лебединая дорога

И довольно скоро следы привели их к большой полынье, из которой валил пар, и ветер нес его прочь. Снежные хлопья падали в полынью и, набухая, плавали в черной воде.

Полынью обошли, но на другой стороне следов видно не было. Могло быть и так, что их просто замело. Но могло быть и иначе. Халльгрим остановился у кромки льда и велел спустить в полынью якорь на длинной веревке. Это было сделано, но так и не удалось зацепить ни Вигдис, ни коня. Тогда Халлыриму показалось, что по дну шарили не очень старательно, и он взялся за дело сам.

— Раны откроются, — сказал ему Видга. Халльгрим промолчал и на этот раз.

Никогда он не был особенно разговорчив.

А потом наступил самый короткий день в году, и было съедено мясо коня и выпито пиво. Люди разложили на дворе костры, плясали и веселились, кто как умел. Один Халльгрим просидел сиднем все три дня, вертя в руках полупустой рог.

Малыш Скегги хотел было сказать при нем только что сложенную хвалебную песнь о битве с Рунольвом. Но не посмел — и сказал ее только Ас-стейнн-ки. И та одобрила, хотя поняла не более чем наполовину.

А когда его спрашивали, отчего невесел, Халльгрим отвечал односложно: раны, мол, не все еще затянулись, болят.

Часть вторая

ЛЕБЕДИНАЯ ДОРОГА

Той зимой в провалах черного неба нередко загорались огни. Когда одноцветные, когда радужные, они то неподвижными столбами стояли у горизонта, то колыхались, как покрывала. Иногда огни даже разговаривали, и тогда с неба слышалось шуршание и треск.

Звениславка, особенно по первости, всякий раз выскакивала взглянуть на чудо… Хельги выходил следом и, кажется, смотрел больше на нее, чем на небо.

Потом он объяснил ей природу этих огней:

— Где-то совершаются большие дела, и туда спешат девы-валькирии… А мы видим отблеск их оружия и брони!

Большие дела и вправду творились. Но только не на севере, а на юге, в Вике, где утверждал свою власть Харальд Косматый.

Весной, когда прилетели лебеди и фиорд очистился ото льда, на сторожевых скалах загорелись дымные костры: в море показались чужие корабли.

Кораблей было два… И паруса у них оказались полосатыми, красными с белым, с широкими синими поперечинами наверху. Под такими парусами ходил Гудмунд Счастливый, старый товарищ Виглафа Ворона.

В Сэхейме широко раскрыли морские ворота, чтобы принять гостей. А женщины стали спешно завешивать стены и готовить угощение. Херсиру следовало оказать достойный прием! Олав кормщик на всякий случай заглянул в корабельный сарай — проведать черный корабль; быть может, Гудмунд снаряжался в дальний поход и шел пригласить с собой Халльгрима или Хельги.

Когда драккары показались перед двором, Халльгрим сразу приметил, что шли они тяжеловато. Так, как будто Гудмунд нагрузил их добром для торговли или только что взял добычу. Корабли вошли в бухту и причалили, и Гудмунд херсир спустился по сходням.

Был он невысокого роста, темноволос и кудряв. И чуть согнут в спине не то болезнью, не то горем. А может, тем и другим сразу… Гудмунд совсем не выглядел могучим бойцом. Но братья знали, что он повсюду возил с собой панцирь, выложенный позолоченными чешуйками. К такому панцирю всегда устремляется отчаянный враг — и потому-то великое мужество нужно, чтобы раз за разом надевать его в бой!

— Здравствуй, Гудмунд херсир Счастливый, — сказал ему Халльгрим, приветствуя знатного гостя. — Велико ли нынче благополучие на твоих островах?

— И ты здравствуй, Виглафссон, — ответил Гудмунд. Голос у него был надсаженный и скрипучий. Он смотрел на рослого Халльгрима снизу вверх. — Это хорошо, что ты оправился от ран и опять можешь сражаться…

Его люди сходили с кораблей и дружески обнимались с торсфиордцами. С давнишних пор среди них было немало друзей. Но если бы Халльгрим послушал, о чем они говорили, он сразу понял бы, что на сей раз они не привезли добрых вестей… Однако Халльгрим не слушал. Вождь узнает новости от вождя. А вожди не считают приличным рассказывать, стоя воротах.

Гудмунда усадили на почетное место, рабы внесли стол с угощением.

— Это хорошо, что ты опять можешь сражаться, Халльгрим Виглафссон, — повторил Гудмунд, опорожнив рог. — И то, что у тебя, Хельги, опять есть глаза, тоже неплохо. Думается мне, все это неспроста!

— Твои люди хорошо снаряжены, — похвалил Хельги. — Я не удивлюсь, если ты скажешь, что собрался в поход.

Он говорил осторожно: ведь не дело расспрашивать старшего, если тот о чем-то молчит. Гудмунд все понял, посмотрел на него и улыбнулся — ласково, как сыну. Потому что Хельги еще мальчишкой крепко дружил с его сыном Торгейром. Еще до того, как тот пропал семь зим назад… Гудмунд сказал: