Язычник эры Водолея

Деньги должны быть слугами, а не господами.

Сатирик — вместо генсека

Из беседы Михаила Задорнова с журналисткой рижской газеты «Суббота» Ритой Трошкиной

Однажды, 15 лет назад, в ночь наступления 1992 года, мы, звякнув бокалами шампанского, привычно замерли у голубых экранов. И вдруг вместо напряженного лица руководителя страны в телевизоре появился улыбающийся Задорнов. Что это? Галлюцинация? Очередной переворот? Неужели вокзал-почту-телеграф тоже заняли сатирики?

— Михаил Николаевич, как это вам удалось так элегантно вписаться в историю страны?

— Все произошло случайно. Я был приглашен ведущим «Голубого огонька». В то время это считалось очень почетным. Мне такая честь выпала впервые, и я с радостью согласился, естественно, не представляя, что ждет меня впереди.

31 декабря днем, во время генеральной репетиции, перед самым выходом в эфир на Дальний Восток и Сахалин, где народ уже собрался встречать Новый год, меня вызвали к председателю главного государственного телеканала. Как бывший советский партработник, он даже двери своего кабинета плотно закрыл перед нашим с ним разговором. Уже через пять минут беседы я понял, что в стране сложилась чрезвычайная ситуация и я буду непосредственным ее свидетелем. А может быть, и участником.

Нигде не могут найти Ельцина… В ноябре уходящего года наш бывший советский народ распрощался со своим последним генсеком Горбачевым и полновластным хозяином в стране стал Борис Николаевич. Короче, поздравлять советский народ, извините, россиян, с праздником было некому. Горбачев уже не был президентом, поэтому он это делать не мог, а Ельцин просто уже не мог! Об этом и поведал мне в сдержанных выражениях Председатель телевидения и добавил:

— Вы, Михаил Николаевич, ведущий «Голубого огонька»! Не поздравить от имени телевидения наших телезрителей мы не имеем права, придется это делать вам!

К тому моменту я уже многое в жизни повидал, но к такому повороту событий готов не был:

— В какое время будет это поздравление?

— Как обычно. Когда поздравляют главы государств.

— А вы понимаете, что это нелепо будет выглядеть, для многих смешно, а главное, чуть ли не символично?

— Другого выхода у нас нет. Так что давайте, я вас прошу, подготовьтесь и приходите ко мне, мы прорепетируем, как это лучше сделать. Вы же автор, напишите себе текст сами. Это им там, наверху, тексты пишут, а вы уж сами. Не отчаивайтесь, не надо, вы — Михаил Николаевич. Имя предыдущего президента — Михаил, а отчество сегодняшнего — Николаевич. Чувствуйте себя эстафетной палочкой!

Его ирония вернула меня к нашей, насмехающейся над нами, реальности. И я решил приколоться. Все наши главы, сколько я помню поздравлений, строили их по определенной формуле. И я решил от этой формулы не отходить. Свое поздравление выстроил с теми же «заходами» и с теми же «алаверды»: поздравляю вас, дорогие рабочие и крестьяне, поздравляю вас, медики, поздравляю вас, учителя, военные, пенсионеры… и тэдэ и тэпэ — по всем слоям бывшего советского человечества.

Поздравил даже бывших коммунистов и лично Михаила Сергеевича Горбачева. Мне было его тогда жалко. Хотя я никогда не относился к нему с большой любовью и считал, что благодаря ему многое развалилось в нашей стране, но в последний год его так унижали, что я искренне ему сочувствовал. Через много лет, когда мы с Горбачевым впервые встретились, он поблагодарил меня за это выступление, сказав: «Вы чуть ли не единственный, кто меня поздравил в тот тот год публично».

Правда, тот позитивно-прикольный юмор, который был заложен в ироничную интонацию моего поздравления, мало кто из телезрителей заметил. Все были шокированы самим фактом появления лица известного сатирика вместо президента. Как сказал позже Ширвиндт: «А чему тут удивляться: если политики взяли на себя роль сатириков, то сатирики должны взять на себя роль политиков». Единственный, кто обратил внимание на все эти тонкости моего поздравления, вплоть до обращения к Михаилу Сергеевичу, был Егор Яковлев. Он позвонил мне на следующий день и сказал: «Вы сами не знаете, какой вы замечательный политик! И тонкий. Вам надо когда-нибудь пойти в политику». В то утро я был после такого похмелья, что пошутить удачно в ответ мне не удалось, и Егор Яковлев, кажется, принял мой ответ скорее за оскорбление всех политиков: «Я не пойду в политику, — ответил я, — потому что у меня еще есть способности!»