105  

Из служебной характеристики

…Ксении Берестовой гад-председатель отвел место для покоса на самом дольнике, в падях. Не забыл, значит, чёрт мохнорылый, как получил на святках от ворот поворот. Теперь вот отыграться решил, извести хочет… Кабы только не подавиться ему. Ксения, конечно, не писаная красавица какая, да и не девка – вдова уже, но разборчивости не утратила. Ванечка, муж её законный, с войны не вернулся. Всего-то одна ночка у них, школьников недавних, тогда и была, а потом ушёл он – и, как ей в письме написали, в первом же бою… смертью храбрых. А другого суженого… Ох. Днём с огнём. Это раньше, при царе, стояло, говорят, Мухоморово богатое, торговое и людное. И мужики были один к одному. Крепкие хозяева, купцы да промышленники. Ставши дома из лиственницы, кровли клали из пихтового тёса, узоры хитрые вырезали на наличниках и фасадах. Зерном забивали двухэтажные амбары, малосолили в чанах хариуса да ленка, на зиму мешками заготавливали пельмени, кадками ставили топлёное масло… Сытая, вольготная текла жизнь… без продразверсток и трудодней… А по окраине в пристройках делали оконце с широким подоконником – и ночью выставляли туда кто кринку с молоком, кто хлебушка с салом, а кто – даже и дорогой сахар с солью. Это для беглых. Каторжане-то при царе, говорят, всё за правду страдали, не то что теперь, враги народа да уголовники. Протянет захожий человек с улицы руку, возьмет незаметно кринку, напьётся… поставит на место, молча скажет «спасибо»… да и бредет себе дальше, горемыка. И хозяева рады – дело богоугодное, для души спасение. Потому как и сибиряки были раньше не то что теперь – щедрые были и хлебосольные, человечные. И в Мухоморове никакого кобелины-председателя… этого уже потом, после войны, прислали по комнабору. Не воевал, шкура. По тылам отсиделся. Не иначе – поскольку самый ценный работник…

«Перекрут бы тебе, как колхозному бугаю…» Ксения брезгливо улыбнулась и стала бруском править литовку: мысли мыслями, а дело делом. Однако, едва она зашла в разнотравье и взмахнула косой, как из тайги появился человек, одетый в брезентовую фуфайку. Он был плечист и высок ростом, однако еле брёл, шатаясь, словно больной. Ксения пригляделась: лицо человека обезображивала сплошная короста. Не то гнус искусал, не то… ожог? Заснул у костра да лицом в угли свалился?..

– Бог в помощь, хозяйка… – Человек подошёл ближе, попробовал улыбнуться потрескавшимися губами. От него пахло тайгой, дымом, дальней дорогой. – Никак сама косить собралась? Неужто без мужика?

А глаза у него были пронзительно василькового цвета, и взгляд, светившийся страданием, при всём том оставался твёрдым и добрым. Такой взгляд бывает у сильных людей, много всякого повидавших.

– Спасибо на добром слове. – Ксения улыбнулась в ответ, хотя с незнакомыми всегда была осторожна. – А что касаемо мужика… – Тут она замялась, поправила повязанную до бровей косынку и только махнула рукой. Потом спросила: – Вы, верно, из старателей будете?

Спросила больше для порядка, просто для того, чтобы что-то сказать. На самом деле – сразу поняла: беглый заключённый. Однако Ксения не испугалась, уж больно хорошие у человека были глаза. Несуетные.

– Из старателей, из старателей… – вздохнув, согласился незнакомец. Он, конечно, сразу понял, что Ксения раскусила его. – Небойся, хозяйка. Не обижу. Давай-ка лучше я тебе помогу, сено поставлю, а то не бабское это дело… Можно, завтра начну? Устал нынче…

– Вы небось кушать хотите? Вот, молочка выпейте… корова у меня добрая, раздоенная… – Ксения взглянула на обтянутые скулы мужчины, на запавшие глаза, трепеща от жалости, вынула из котомки хлеб, поставила молоко… и отвернулась, чтобы он не заметил слез. – Кушайте на здоровье, – продолжала она, – поправляйтесь… А сено… оно что – сено. Лето хорошее стоит, один день погоды не сделает… Там, за ручьём, зимовье заброшенное, можете лечь, укрыться…

Незнакомца звали Георгием. Георгием Ивановичем Буровым. Целую неделю выхаживала его Ксения, omnaивала молоком с мёдом, настоем бадан-травы да взваром овсяным. Георгия без конца тошнило, одолевала страшная слабость, нутро отказываюсь принимать пишу. Но всё-таки оклемался, знать, не только с виду был крепок. Встал на ноги и ушёл в покос, и любо-дорого было посмотреть, как работал. Только ходили ходуном широченные плечи да с хрустом срезала литовка душистые сочные травы. И копны у него получались аккуратные, словно игрушки. Хорошее было сено, пахучее, не моченное летними дождями…

  105  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×