Аленький цветочек

– Опять ложная тревога. Плевать, коллега… Потом записи посмотрю.

Экспедиция сворачивалась… Признавать её полное фиаско никому не хотелось, и важным, многообещающим результатом решено было считать российско-американское сотрудничество. Происходившее на должном научном уровне и без каких-либо инцидентов. Морды, доблестно и взаимно набитые в кулачной потехе, на звание инцидента отнюдь не тянули. Подумаешь, один-два синяка, заработанные в дружеском спарринге. Это ведь не жлобские «предъявы» на космической станции из-за миллионера-туриста!

Гринберг, «породивший» когда-то экспедиционную технику и жильё, теперь всё это распродавал.

– А соболями-то что? Слабо?…^[153] – С тщанием пересчитав баксы, Евгений Додикович сунул их в кейс, щёлкнул кодовым замочком и протянул ключи от автомобиля-дизельгенератора деловому юркому сааму. – Машина зверь, спасибо скажешь.

В голосе его слышалось облегчение – Аллах акбар, последний штрих сделан.

– Соболя нету, начальник, доллары только.

Деловой лопарь заскочил в кабину, грузовик взревел и медленно, по большой дуге покатил за озеро. Шины оставляли извилистый след на траве.

На месте лагеря остался лишь флагшток с приспущенными российским и американским стягами да летний туалет с трогательными, сердечком, «очками». Всё остальное Евгений Додикович сумел доблестно реализовать.

Да, всему приходит конец. Первыми снялись американцы, ещё третьего дня. Совершенно зелёные после отвальной, они поклялись в вечной дружбе, сели на свои «Хаммеры» и укатили в аэропорт. Укатили, бросив на произвол судьбы и палатки, и барахло. Россия – не Йеллоустоунский парк, чего ради здесь за собой прибирать?.. В конце концов, если кто придерётся, можно сделать большие голубые глаза и заявить: оставил-де гуманитарную помощь. И ведь поверят, вот что смешно.

Придираться не стали – действуя по принципу «что с воза упало…», Евгений Додикович мгновенно прибрал брошенное к рукам и столь же мгновенно реализовал местным жителям.

Через сутки после американцев уехал со своей компанией Звягинцев, да и Скудин поволок обратно в Питер свой крест – Эдика, наширявшегося до кондиций полностью непотребных… И вот настал день третий. Завершающий. Последними, словно капитаны тонущего дредноута, лагерь покидали капитаны Гринберг и Капустин…

– Женя, налетай, жрать готово! – Обжигаясь, Боря разломил профессионально испечённую картофелину, подул на неё, обмакнул в соль. – А то когда ещё придётся. Небось не «Аэрофлот»…

Он знал, о чём говорил. Лететь домой им предстояло военным бортом.

Дважды упрашивать Гринберга не пришлось. Он с удовольствием устроился у костерка, выгреб из углей разогревшуюся банку тушёнки и жестом фокусника извлёк откуда-то початую бутылку коньяка.

– Давай, Боря. Чтобы у наших детей были крутые родители…

Холодный ветер шелестел листвой, морщил поверхность озера. Старая ворона на ольхе каркнула раскатисто и громко, распушив перо, зло сверкнула бусинками глаз – что, напакостили в тайболе, а теперь с концами? Тоже мне, мол, венцы мироздания. Ну ничего – далеко не уйдете, у Рото-абимо длинные руки…

Но тут поблизости мощно заревели дизеля, и старая карга сорвалась с ветки, успев только крикнуть на прощание:

– Кар-р-рамба!

Прибыл Василий Грызлов. С превеликим шумом и воинской точностью. Чёртом выскочив из бронетранспортера, он приложил руку к козырьку и струной вытянулся перед Гринбергом.

– Здравия желаю, товарищ генерал! Разрешите приступать к погрузке?

Под рыжими усами его сияла благодарная улыбка, а на плечах топорщились новёхонькие однопросветные погоны с сиротливыми звёздочками. Быть младшим лейтенантом Грызлову явно нравилось куда больше, чем старшим прапорщиком. Спасибо товарищу генерал-майору – вывел за ратные труды в офицерский корпус…

– Разрешаю. – Гринберг милостиво взмахнул рукой и, не выпуская из цепких пальцев драгоценного кейса, принялся командовать процессом. – Эй, гвардия! Круглое носить, квадратное катать!

Ещё через несколько часов гигантский транспортный «Руслан», полный морпехов и военморов, принял на борт двух капитанов и, натужно поднявшись в воздух, мельком отразился в ярвах Самиедны и взял курс на Питер.

А поздно вечером, когда всё затихло уже окончательно, на место бывшего лагеря осторожно выбралось существо, похожее и не похожее на большую рыжевато-серую обезьяну. Существо, впрочем, ходило сугубо на двух ногах и не выглядело при этом карикатурой на человека. Но почему же «оно»? Кто угодно понял бы с первого взгляда, что это была несомненно она. Любознательная, мохнатая и грациозная. Лесная девушка обошла всю поляну, отмечая следы пребывания собратьев по разуму. Задержалась точно на том месте, где совсем недавно спал в вагончике Буров… Потом выбралась на «посадочную площадку», откуда Глеба унесла большая железная птица. Подняла лицо к небу… Да, да, именно лицо, а не морду. Посмотрела на низко плывущие облака – и издала долгий, жалобный, плачущий звук…

---

153 На Кольском полуострове соболь не водится.