168  

Посмотрев ему вслед, Федя обречённо вздохнул и, потянув носом воздух, сплюнул в окошко. Потом поднял стекло. В приёмнике, как и следовало ожидать, вместо радиостанций немузыкально шуршали помехи. И впереди маячила перспектива толкать машину из говённого разлива… «Ну и зарасти оно всё лопухами». Федя поудобней устроился на сиденье, всунул руки в рукава, потому что «Волга» необъяснимым образом выстывала, и принялся ждать. Ради Ивана Степановича он был готов и не на такое.

А Иван шёл по пустынной, словно вымершей улице и чувствовал себя неуютно. В точности как на мушке у снайпера. Ни прохожих, ни машин, ни светящейся мишуры киосков. Только мусор на асфальте, жухлая трава газонов да порванные, кое-где провисшие до земли провода. Всё какое-то блёклое, безрадостное… И осень тут по большому счёту была ни при чём.

Зато бетонная изгородь вокруг сгоревшего института пестрела всеми цветами радуги. Лозунги, призывы, политические бредни… свидетельства неудовлетворенных желаний… Скудин читать их не стал. Развернув целлофан, вытащил нежно-лососёвую розу и бережно опустил цветок в щель между каменными секциями забора. Глаза его непроизвольно отыскали окно, чёрную безжизненную пробоину на закопчённом скелете фасада. Окно, в которое когда-то смотрела Марина…

– Спи, родная… жди меня. – Иван вздохнул, собираясь возвращаться к машине… и тут ему вдруг показалось, что контуры здания начали расплываться, терять незыблемую железобетонную чёткость. Так бывает, когда на глазах слезы, но он-то и не думал пускать слезу! «Что за хрень?!» Скудин, выругавшись, моргнул, и башня сразу сделалась привычной, вновь превратившись в угловатый пятнадцатиэтажный огарок. Остов, сделанный из особо прочного бетона и бронированного стекла и оттого частично устоявший перед огнём… «Никак уже глюки пошли?» Иван тронул влажную плиту, почувствовал шероховатость бетона, с облегчением вздохнул… и вдруг услышал человеческий голос.

– Эй, а это кто там нужду в общественном месте справляет? Вот я тебя сейчас по мелочи!!![163]

Орали с противоположной стороны улицы. Хриповато, начальственно. С некоторой долей иронии. Тембр голоса, артикуляция и интонация показались Скудину знакомыми. Усмехнувшись, он не торопясь повернулся… Он уже знал, кого конкретно увидит. И точно. Участковый майор Собакин был пьян ещё со вчерашнего, но улыбался и приветственно делал Скудину ручкой. На плечах его красовались новенькие капитанские погоны. «Капитанские?..»

– А я тебя сразу признал, даже со спины. – Милиционер перешёл улицу и протянул Скудину цепкую короткопалую ладонь: – Ну, давай краба, гад ты ползучий, несчастье всей жизни моей.

Сказано это было с такой естественностью и прямотой, что Кудеяр, давно, кажется, отвыкший удивляться каким-либо человеческим проявлениям, не удержался:

– А чего это ты меня за гада-то держишь?

– Не «держу», ты и есть гад ползучий. – Собакин вызывающе оскалился в дружелюбной улыбке и начал обосновывать свою точку зрения. – Ты мне двух клиентов подкинул? Скажешь, не ты? Говорил, подполковника отвалят и начальником отдела сделают? Говорил! А они, едрёна вошь, депутатскими помощниками оказались. Слыхал, может, Хомяков такой? Всё за науку радеет?.. А потому мне за них отвалили не подполковника, а звездюлей. Вот, сделали капитаном… Хорошо, не педерастом. Клавдии Киевне через это дело не смею на глаза показаться, боюсь, презреет меня… Ну не гад ты ползучий после всего, а?

– Нехорошо получилось, – искренне огорчился Иван, впрочем, добавив про себя: «Да пусть это у тебя в жизни будет самое большое несчастье… капитан». И похлопал участкового по плечу. – Заживёт. Главное, педерастом не сделали.

«Хотя один раз – не педераст».

Насчет депутатовых помощничков – а вот это, пожалуй, можно было даже предугадать. Избранников народа без «крыш» у нас нынче, говорят, не бывает. Надо же им, избранникам, деликатные проблемы решать. А то как же.

– Так, значит, ошибку свою признаёшь? – От полноты чувств участковый высморкался на забор, прямо на безнадёжно устаревшую надпись «Борис – борись!». – Тогда живи. Я ведь увидел тебя, обрадовался страшно, ну, думаю, ща гада и пристрелю. А ты, оказывается, человек. Живи, короче.

– Вот спасибо, – буркнул Иван. Происходившее начало ему надоедать.

– Спасибом не отделаешься. По такому случаю выпить надо! – Просияв, Андрон Кузьмич сделал приглашающий жест в сторону общественного туалета, надземная часть которого виднелась за ближайшим углом. От перспективы распивать спиртное с Собакиным в таком заведении (откуда, спрашивается, брала начало вонючая река на асфальте?..) Кудеяра, мигом вспомнившего далёкие джунгли и яму с дерьмом, внутренне передёрнуло, но он ничем своего отвращения не показал. – Пойдем, – продолжал Собакин, – махнём по сотке за примирение. Петухов с Евтюховым завсегда мне рады… Особо с ранья…

  168  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×