— Вот туда они и заходили, — сказал нам Алексей. — Вы-то туда поднимитесь?
Мы кивнули, хотя помимо воли ощущали какой-то внутренний трепет. Ох, недаром Любима, удрав от сектантов, направилась прямиком сюда! Мы чувствовали, что тут жил какой-то человек, игравший в ее жизни не последнюю роль. Но откуда у Любимы взялся этот адрес? Или этот человек жил тут уже больше двадцати лет и она вспомнила этот адрес вместе со многим другим, что долгое время таилось где-то в глубине ее памяти?
— Терпение, главное, терпение, — бормотала Мариша. — Сейчас мы узнаем ее тайну.
Поднявшись на второй этаж, мы позвонили в дверь нужной нам квартиры. Там раздался шум шагов, чьи-то голоса, и дверь нам открыла седая женщина с немного усталым, но славным лицом. В сильно загоревшей на южном солнце коже пролегали лучики белых морщинок, словно женщина любила смеяться или просто часто жмурилась на солнце. Но мне почему-то казалось, что чаще она все же смеялась.
— Вы ко мне? — удивилась она, увидев нас. — А! Вы, наверное, по поводу пособия для Миши? Вот и славно. Проходите.
— Миша? — переглянулись мы.
Михаилом звали пропавшего сына Любимы. Что это, простое совпадение? Нет, не простое. Получив долгожданную свободу, не помчалась бы Любима к какому-то постороннему Мише. И в это время из коридора на инвалидном кресле выехал молодой человек. Несмотря на жару, ноги у него были прикрыты клетчатым пледом. Он с интересом посмотрел на нас. А мы не знали, что сказать. Даже Мариша, которая никогда за словом в карман не лезла, тут вдруг потеряла свою обычную словоохотливость.
— А кто такой Миша? — очень не вовремя брякнула Катька.
— Вы кто? — тут же насторожилась женщина, внимательно глядя на нас. — Вы ведь не по поводу пособия?
— Нет, — покачали мы головами.
— Так я и знала! — опустилась на стул женщина. — Явились!
И такая боль прозвучала в ее голосе, что она передалась и нам.
— Мама! — воскликнул молодой человек в инвалидной коляске. — Что с тобой?
— Ничего, Мишенька, — откликнулась женщина. — Ты пойди к себе. У тебя ведь работа. А мне с девушками поговорить надо. Нечего тебе наши бабские сплетни слушать. Мужик ведь уже.
Миша кинул на мать тревожный взгляд, но спорить не стал. И покатил в свою комнату.
— Что же, проходите, раз пришли, — произнесла женщина. — Будем знакомиться. Я — Надежда Сергеевна, мать Миши.
И она с вызовом посмотрела на нас, словно ожидая, что мы примемся оспаривать это утверждение. Но мы толком еще не разобрались в своих мыслях, поэтому помалкивали.
— Вы его настоящая мать? — только и уточнила Катька. — А то видите ли…
— Знаю я, к чему вы клоните! — с гневом воскликнула Надежда Сергеевна. — Только Мишина мать сама от него отказалась! Значит, он мой! Я его воспитала, я с ним по врачам и больницам моталась, он другой матери и не помнит.
— Мы с вами и не спорим, — сказала Мариша. — Но он знает, что вы ему не родная мать?
— Пришлось сказать, — вполголоса произнесла женщина. — Когда та явилась…
И тут ее голос дрогнул. Мы переглянулись. Картина начала складываться. Похоже, мы оказались в квартире, где жил пропавший сын Любимы — Миша. Но только выходит, что мальчик вовсе не пропал! И его настоящей матери было отлично известно, где он был все эти годы!
— Мне его сестра отдала совсем крохой, — начала тем временем рассказывать Надежда Сергеевна. — Я всегда мечтала иметь ребенка, но не могла сама родить. Так уж обстоятельства сложились, что своих детей мне бог не дал… А сестра у меня работала в детском доме. Я к ней все приставала, чтобы она мне помогла кого-то из сирот взять. Что плохого, думала я, если чужое дитя обогрею? Да только в нашей стране все по-дурацки. В правительстве одни мужики сидят. По их, так пусть лучше ребенок сиротой растет, чем одинокой женщине на воспитание дать. Дескать, если уж будет у ребенка семья, то только полная. А нет, так пусть в казенном доме растет. А что ребенку без материнской ласки и заботы во сто крат хуже будет, это чиновники в голову не берут!
— И как же вам удалось усыновить Мишу? — спросила я.
— Сестра все же помогла, — неохотно отозвалась Надежда Сергеевна. — Я вам потому это рассказываю, что Миша уже взрослый. И отнять его у меня никто не может. История эта давняя, никто меня судить за нее не станет. Да и Мишина настоящая мать им не заинтересовалась. Глянула разок да и прочь убежала. Только мы ее и видели. Двадцать лет сына не видела и даже пообщаться с ним не захотела. Мне кажется, встреть она его случайно — и не узнала бы. А вот я-то ее сразу узнала.