118  

Харри взглянул на раскрытую газету. Портрет главного советника МИДа. В лице что-то знакомое.

Харри потер подбородок. Из опыта он знал, когда расследование заходит в тупик, мозг начинает выстраивать какие-то собственные ассоциативные связи. А расследование насчет винтовки Мерклина точно зашло в тупик — тут уж наверняка постарался Мейрик. Он сразу называл это «пустым делом». Глава СБП посчитал, что лучше отправить Харри в Швецию — шпионить за неуравновешенными пацанами и писать доклады о неонацистах. Проклятье!

«…Платформа справа».

А что, если он сейчас просто сойдет с поезда? Что такого страшного может случиться? МИД и СБП так давно дрожат от страха, что кто-нибудь узнает о прошлогоднем происшествии на переезде через Алнабрю, что Мейрик не посмеет тронуть Харри. А что до Ракели… Что до Ракели — тут непонятно.

Последний стон поезда смолк, и в вагоне наступила полная тишина. Двери открылись и закрылись. Харри сидел на своем месте. Эту песню, из наушников, он где-то слышал раньше. Слышал много раз. Но не мог вспомнить где.

Эпизод 72

Нурберг и отель «Континенталь», 10 мая 2000 года

Боли застали старика врасплох, он чуть не задохнулся. Скорчившись, он лежал на спине, закусив кулак, чтобы не закричать. Он лежал, силясь не потерять сознание, над ним волнами неслись полосы света и темноты. Закачалось небо, время будто ускорилось, по небу пробегали облака, и звезды сверкали сквозь их сизую дымку, была ночь, потом день, потом снова ночь. Наконец приступ прошел, он почувствовал запах сырой земли и понял, что еще жив.

Полежал немного, отдышался. Потная рубашка липла к телу. Старик перевернулся на живот и снова посмотрел вниз, на дом.

Большой, черный, деревянный. Старик лежал и смотрел на него с самого утра. Он знал, что дома только жена. Но свет все равно горел во всех окнах, и на первом, и на втором этаже. Она зажгла свет, как только начало темнеть, и старик подумал, что она, должно быть, боится темноты.

Он и сам боялся. Нет, не темноты, ее он не боялся никогда. Ему стало страшно, когда время ускорилось. И когда начались боли. Они всегда начинались неожиданно, старик еще не научился предугадывать их, справляться с ними. И не знал, возможно ли это в принципе. А время? Старик старался не думать о клетках, которые делились, делились, делились.

На небе показалась бледная луна. Старик посмотрел на часы. Полвосьмого. Скоро совсем стемнеет — придется дождаться утра. Значит, предстоит заночевать в своем шалаше. Старик посмотрел на возведенную им постройку. Пара раздвоенных полуметровых еловых кольев, развилкой кверху. На них обрубленная сосновая ветка, с боков ее подпирают еще три больших сучка. Сверху все укрыто еловым лапником. Такая постройка защищает от дождя, холода и взглядов случайных прохожих. Построить ее было делом получаса.

Опасность быть замеченным с дороги или из соседних домов старик всерьез не принимал. Чтобы заметить шалаш между деревьев с трехсот метров, нужен был орлиный глаз. Но на всякий случай старик прикрыл вход в шалаш хворостом, а ствол винтовки обмотал тряпкой, чтобы сталь не блеснула в лучах заходящего солнца.

Он снова взглянул на часы. И где его носит?!

Бернт Браннхёуг покрутил в руках стакан и снова взглянул на часы. И где ее носит?!

Они договорились на полвосьмого, а уже без четверти восемь. Он залпом допил виски и налил себе еще стакан. Он сам распорядился доставить ему это виски в номер. «Джеймсон», единственное приличное виски из Ирландии. Браннхёуг налил себе еще стакан. И где ее носит?! После статьи в «Дагбладет» его телефон разрывался от звонков. Правда, большинство поддерживало Браннхёуга, но под конец он позвонил редактору «Дагбладет», бывшему однокласснику, и сразу же заявил, что его процитировали неверно, и потребовал опровержения. Он пообещал предоставить газете внутреннюю информацию о позиции министра иностранных дел на саммите ЕЭС. Редактор сказал, что подумает. Через час он перезвонил и сказал, что Наташа, новенькая журналистка, признается, что поняла Браннхёуга неверно. Положение было спасено.

Браннхёуг отпил большой глоток, подержал виски во рту, грубоватый и нежный запах щекотал нёбо. Браннхёуг окинул взглядом комнату. Сколько ночей он здесь провел? Сколько раз он просыпался на этой роскошной и слишком мягкой кровати с головной болью от излишне выпитого? И просил женщину, которая лежала рядом (если она еще лежала), вызвать лифт на второй этаж, в зал для завтраков, и оттуда по лестнице спуститься к выходу, чтобы выглядело так, будто она возвращается с делового завтрака, а не из гостевого номера. На всякий случай.

  118  
×
×